Сложный переход к рынку. Интервью с Е.Г. Ясиным

  • В 1989 году – заведующий отделом Государственной комиссии по экономической реформе при Совете Министров СССР. Один из авторов программ перехода к рыночной экономике, в том числе программы «500 дней»;
  • в 1991 году – генеральный директор дирекции по экономической политике Научно-промышленного союза СССР (ныне – Российский союз промышленников и предпринимателей). В ноябре 1991 года создал при нем Экспертный институт и возглавил его;
  • с января 1992 года – полномочный представитель правительства в Верховном Совете РФ;
  • в 1992 году – член Совета по предпринимательству при президенте;
  • в 1993 году – руководитель рабочей группы при председателе правительства, принимал активное участие в разработке экономических программ;
  • в 1994 году – руководитель Аналитического центра при президенте;
  • с ноября 1994 года – по март 1997 года – министр экономики;
  • с апреля 1997 года – министр РФ;
  • с октября 1998 года по настоящее время – научный руководитель Государственного университета – Высшая школа экономики, директор Экспертного института;
  • с февраля 2000 года по настоящее время – глава фонда «Либеральная миссия».

Евгений Григорьевич, признаки неэффективности советской экономики были видны задолго до «перестройки». Это и невосприимчивость к достижениям научно-технического прогресса, и трудности с продовольственным снабжением жителей городов, и многое другое. Могла ли правящая номенклатура начать назревшие рыночные реформы раньше?

Реформировать советскую экономику пытались неоднократно. В 1965 году начинались косыгинские реформы и появилась слабая, скорее, теоретическая, но все-таки возможность постепенного перехода к рыночным отношениям. Не могу сказать, что реформы были задуманы такие уж революционные, но они предлагали новый вектор развития. И если бы, опираясь на либеральный экономический курс, туда же стала поворачиваться и политика, то постепенно в России могли бы начать вырисовываться основы рыночной экономики.

В этом направлении уже делали первые шаги Венгрия и Чехословакия, чьи экономические системы были очень похожи на советскую. К моменту «бархатных революций» в 1989 году их экономика была, в принципе, готова к более легкому переходу к рынку, была более сбалансированной. Потребовались только политические преобразования. Конечно, экономические тоже были - либерализация, приватизация, но они не были такими тяжелыми, как в России. Подобный эффект мог быть и в СССР, будь косыгинские реформы продолжены.

Однако ввод советских войск в Чехословакию остановил экономические реформы в СССР. Хотя попытки внедрения отдельных псевдорыночных элементов еще предпринимались, но это уже была только видимость. В те годы росли мировые цены на нефть, Самотлор был «в самом соку», что снимало необходимость в каких-либо переменах. Поэтому ничего и не менялось.

Очередная попытка была предпринята в 1979 году, когда появились признаки серьезного неблагополучия в экономике. Было опубликовано постановление ЦК КПСС и Совета Министров о совершенствовании управления. Причем первоначально предполагалось рассмотреть этот вопрос на партийном съезде и принять развернутую комплексную программу. Потом перенесли вопрос на пленум ЦК КПСС, и от него отказались. В итоге вся энергия ушла «в свисток»: появилось всего-навсего постановление, на этом кампания и закончилась.

Через три года к власти пришел Юрий Андропов, он поинтересовался, что наработано в этом направлении. Ему предъявили это постановление, выполненное лишь в части, которая была выгодна чиновникам. И никаких изменений в экономике. Новый генсек велел начать эксперимент по совершенствованию управления хозяйственным механизмом. Это была попытка реализовать постановление 1979 года со слегка «увеличенными» задачами. Полагаю, что отказ от реформ был первой развилкой, на которой мы повернули не туда. Хотя людям, которые профессионально занимались этим вопросом, с самого начала было ясно: добиться на этом пути существенных подвижек невозможно. Искали выходы, которые не привели бы к серьезным осложнениям. Но реально экономика не развивалась, сокращалось производство, из торговой сети один за другим пропадали товары, в отдельных регионах вводились карточки. И это при том, что страна еще получала большие нефтяные доходы. А когда в 1986 году они упали, дальше без серьезных отклонений ничего сделать было нельзя.

Другая развилка - первые решения Михаила Горбачева в 1985 году. Политика нового генсека-реформатора, получившая название «ускорение», была попыткой сыграть теми же картами в те же игры. Но быстро выяснилась полная бесполезность такой политики. После этого и начались подвижки.

Следующая развилка была в 1987 году, когда к очередному пленуму по запросу ЦК КПСС были подготовлены предложения о радикальном совершенствовании системы управления экономикой. Документ писали серьезные люди, в том числе академики Александр Анчишкин и Абел Аганбегян. Естественно, там было много «гибких» фраз, но кто хотел, тот мог понять гораздо больше, чем представлялось аппаратчикам в ЦК КПСС. В июле 1987 года к сессии Верховного Совета СССР в правительстве был подготовлен комплект документов, в котором предлагался вариант развития, опиравшийся на «социалистический выбор». Мы с Григорием Явлинским участвовали в этой работе. Но общество тогда было совершенно не готово к восприятию рыночных идей, к крутому повороту, необходим был определенный период подготовки. Собственно, с этих шагов он и начался. Позже я анализировал ситуацию того времени и пришел к выводу: если бы тогда решились на меры, которые, в конце концов, пришлось реализовывать Егору Гайдару, потери были бы намного меньше.

- К радикальному повороту не было готово не только общество, но и власть?

Да. Хотя тогдашний премьер Николай Рыжков был гораздо более готов к этому, чем общество. Например, он понимал, что, если не будет заниматься приватизацией, передавать предприятия в частную собственность, ему придется разбираться с забастовками, протестами и другими подобными проблемами. Во всяком случае, уже потом, в 1989 году, когда мы писали о необходимости приватизации или разгосударствления, он воспринимал это вполне адекватно. В то же время органически не мог принять идею либерализации цен. Это было сверх его способностей.

Евгений Григорьевич, Вы уже в те годы были вхожи в высокие кабинеты. Как Вы считаете, высшее руководство страны в 1987-1988 годах понимало, что страна неконкурентоспособна и не может создать мало-мальски приемлемый уровень жизни для людей?

Я бы сказал: это имело место и раньше. Юрий Андропов пришел на высший пост в стране, по моим сведениям, с четким пониманием того, что мы находимся на пороге серьезнейшего кризиса. Он говорил, что мы не знаем страны, в которой живем. Но Андропов не был «несостоявшимся реформатором», как его сегодня пытаются изобразить. Это был очень неглупый человек - но из старой системы. Никаких серьезных реформ страна от него не дождалась бы.

Вообще, на Старой площади было немало хорошо информированных и понимавших людей. Но они исходили из того же тезиса, что и Людовик XIV: «После меня - хоть потоп!». Им бы дотянуть, дожить без крутых поворотов, чтобы всё было спокойно.

Впрочем, слово «рынок» впервые произнес с трибуны Николай Рыжков - на сессии Верховного Совета СССР в 1987 году. До этого мы слышали лишь некие робкие намеки. Кстати, он был одним из главных, кто поддержал и продвигал Закон «О кооперации в СССР» от 26 мая 1988 года. Закон, благодаря которому реально началось движение в сторону рыночной экономики, к приватизации, к возрождению предпринимательства.

- Кто кого тормозил: Рыжков Горбачева или наоборот?

Рыжков, несомненно, был более консервативным. Но в высшем руководстве были разные взгляды. Либеральный спектр представляли Михаил Горбачев, Александр Яковлев, возможно, Рой Медведев и Анатолий Черняев… Но для них главными, кроме Медведева, все же были не экономические проблемы - они их не так хорошо чувствовали, а задача, которую они перед собой поставили: нельзя ничего сделать, опираясь на партаппарат. Партаппарат, номенклатура будут сопротивляться, так как предложенные перемены противоречат их интересам. Может быть, не было ясных представлений о том, что должно получиться, оставались иллюзии насчет социалистического выбора. У Горбачева они до сих пор есть, но уже на уровне социалистических взглядов, которые не определяют политики. А тогда это был вопрос политики.

Поэтому родилась идея: начинать надо с политических реформ. Здесь была еще одна развилка. Думаю, главным идеологом был Александр Яковлев, который сказал: если будем опираться в реформах на первых секретарей, ничего не сделаем, они все повернут по-своему, надо поднимать массы. После этого было выдвинуто предложение о созыве Съезда народных депутатов и даже о проведении свободных выборов в одномандатных округах, что стало решающим поворотом к демократизации общества. За него мы заплатили распадом СССР, потому что получили огромную демократическую волну, которая снесла старый режим.

Для меня не существенно, кто лично - Горбачев или Ельцин - сыграл в этом более важную роль. Между собой они могли спорить об этом сколько угодно, но делали одно дело. Ельцин доделал то, чего уже не мог сделать Горбачев. Они оба подвели страну к смене репрессивного режима. Возможно, для Горбачева демократизация была важнее.

Но все же чем были предопределены столь радикальные перемены - политическими решениями власти или развалом социалистической экономики?

Точного ответа нет и быть не может. Еще в 1982 году в Хельсинки я увидел в книжном магазине книгу, выпущенную в Гарварде на кафедре, которой руководил Збигнев Бжезинский. У меня не было денег, чтобы купить ее, и я, стоя у стеллажа в магазине, за три дня прочитал ее от начала до конца в меру своих тогдашних способностей осилить английский текст. Она оказалась потрясающе интересной.

Одна из ее глав была посвящена будущему России: «Ах, Русь-тройка, куда несешься ты? Дай ответ! И несется она, не давая ответа». Это они просто цитировали. А вывод был такой: всякий, кто возьмется прогнозировать судьбу России, никогда ее не угадает. Тем не менее они попытались обрисовать три сценария, исходя из посыла, что изменения в России не только необходимы, но и неизбежны. Первый вариант - радикально-консервативный: новые репрессии, сильная рука (конкретная фамилия не называлась). Но вывод был обнадеживающий: этот вариант крайне маловероятен, потому что вслед за закручиванием гаек неизбежно должны усилиться репрессии, прежде всего против элиты, партийно-советской номенклатуры. А она этого не желает. И всякий, кто попытается что-то делать в этом духе, столкнется с нарастающим сопротивлением «у себя дома».

Второй вариант они назвали последовательно-демократическим: переход к стандартам западной демократии, свободные выборы и так далее. Но его они тоже сочли маловероятным, потому что он должен был привести к развалу Союза. Ибо снятие «вожжей жесткого насилия», которое уже редко проявлялось в реальности, но которого все боялись, немедленно вызовет соответствующую реакцию.

Наиболее вероятным они посчитали наступление оттепели типа хрущевской - с противоречивой ситуацией, когда есть и послабления, и некоторая либерализация режима, но сохраняется коммунистическая система правления.

Сегодня я думаю, что этот вариант (как развилка), действительно, был наиболее вероятен, если бы не Александр Яковлев и не решимость Михаила Горбачева отметиться в истории человечества ликвидацией тоталитарного режима. Когда-нибудь Горбачеву за это поставят памятник. Он сделал то, что я - представитель того же поколения - считал абсолютно невозможным при своей жизни.

Возможно, это было мужество неведения: начиная «перестройку», Михаил Сергеевич не предполагал, во что она выльется и чем закончится. Вероятно, Александр Николаевич представлял себе последствия и одновременно понимал, что без таких крутых политических перемен - начиная с самого «верха» - в нашей стране ничего добиться нельзя. В итоге в начале 1990-х годов мы пошли по варианту радикальной демократизации.

- Несчастьем нашей страны называют систему управления. Огромное количество ведомственных инструкций, противоречащих букве и духу закона, взятки, откаты, произвол. Чиновники неподконтрольны ни обществу, ни даже представительным органам власти. И многие связывают это с тем, что в России серьезной административной реформы не было ни в середине 1990-х годов, ни сейчас. В отличие от восточноевропейских стран.

Я бы связал эту «российскую особенность» не с проблемами администрирования, а с недостатками и даже с пороками проведенной или незавершенной политической реформы. Мои коллеги, которые в 1990-х годах не были моими единомышленниками, обращают внимание на то, что Ельцин, будучи реформатором и опираясь на реформаторов в экономической сфере, в политической постарался сохранить персоналистский режим, не создал реальной системы разделения властей.

Он предпочитал иметь систему административных сдержек и противовесов, но они в Кремле были всегда. Как мы теперь знаем, Сталин натравливал Кагановича на Берию, Берию на Кагановича. После чего удовлетворенно потирал руки и говорил: теперь есть «обстановка для работы». Такими были сдержки и противовесы тоталитарной системы.

После ее слома, когда в России выстраивалось новое государственное и общественное устройство, требовалось добиться реального разделения властей, создать механизмы смены властей, свободных выборов. Но все эти механизмы нормального функционирования демократической системы так и не были созданы в полном объеме и в комплексе. Потому что Ельцин шел на всё, кроме одного: он не хотел ни с кем делиться своей властью.

Из-за этого я воспринимал Ельцина как двуликого Януса. С одной стороны, он был демократическим президентом, не нарушал свободу слова, старался обеспечить свободу выборов. Даже его последние выборы - 1996 года, сколько бы ни лили грязи по их поводу, были несравненно более демократичными, чем выборы 1999 года, не говоря уже о последующих! С другой стороны, он оставался типичным секретарем обкома. Например, звонил мне, как министру экономики, и приказывал выделить капиталовложения такому-то заводу. На мои объяснения, что закон запрещает, в бюджете не предусмотрено, отвечал: «Ну, нет, это же я тебе говорю! Значит, давай!».

Однако дело не в «обкомовских» привычках главы государства. Проблема глубже и серьезнее. При строительстве нового, действительно демократического государства экономические реформы должны идти одновременно и параллельно с политическими, правовыми реформами. Их смысл - в изменении глубинных основ российской государственности, ибо надо на место персон поставить институты. Здесь мало написать новые инструкции или установить новые регламенты. Требуется полностью ликвидировать противодействие двух принципов: один из них заключается в том, что действуют институты, законы, правила, и они одинаковы для всех, другой - что есть начальник-самодержец, и в нужных для него случаях любые законы и нормы он трактует по-своему разумению.

Ельцин был очень демократичен, когда не чувствовал, что тот или иной институт опасен для его личной власти. Но если чувствовал… Кстати, я согласен с высказываниями, что Владимир Путин обеспечивал «определенную преемственность курса своего предшественника».

Впрочем, справедливости ради нужно признать, что ускоренное реформирование страны, экономика которой находилась в полном развале, - тяжелейшая работа. Она включала и экономическую, и политическую стороны. Главная трудность заключалась в том, что одновременно решить эти две задачи было невозможно. Приходилось выбирать: либо проводить экономическую реформу и, когда результаты будут получены, заняться политической. Либо начать с политики с риском «прогореть». Ибо, если вы не создадите достаточно быстро основы рыночной экономики, не удастся сформировать и социально-экономическую базу реформ - предпринимательский класс. А также можете оставить без хлеба насущного класс социальных иждивенцев - детей, пенсионеров, инвалидов и так далее. В этом случае вы проиграете всё. Значит, выбор был сделан правильный.

- Спорным вопросом деятельности правительства «младореформаторов» считается установление валютного коридора в 1995 году. После чего произошел обвал рынка межбанковского кредитования. Многие считают, что валютный коридор сыграл не последнюю роль в кризисе 1998 года. Нужно ли было устанавливать его или требовалось ввести курс свободно плавающего рубля?

Годом раньше - в октябре 1994 года - случился обвал рубля. В то время единственным видом финансовых рынков был валютный. Причем он был чрезвычайно изменчивым, волатильным. Спекулянты, играя на колебаниях валютных курсов, выгребали у государства последние деньги. Введение валютного коридора, которое предварительно обсуждалось с МВФ и Всемирным банком, было направлено на то, чтобы стабилизировать ситуацию, затормозить бесконечные колебания.

Что же необходимо было сделать, чтобы не допустить кризиса в 1998 году? Надо было отказаться от коридора. Скажу больше: в декабре 1997 года глава Центрального банка Сергей Дубинин принял решения, предусматривавшие возможность значительного расширения границ коридора (что означало бы его ликвидацию). Но реально границы оставались узкими. В противном случае лопнула бы банковская система, так как российские банки уже накопили большие обязательства за рубежом. Поэтому Центральный банк «тянул резину», а когда приступил к обещанному расширению, было уже поздно.

- То есть этим инструментом не сумели правильно воспользоваться, чтобы уйти от кризиса…

Все равно не ушли бы. Не валютный коридор стал причиной кризиса. У страны к тому моменту была масса иных острых проблем, созданных задолго до этого. После выборов 1996 года возник большой государственный долг. Осенью 1996 года я получил аналитическую записку от экономической экспертной группы (возглавлял ее тогда Йохен Вермут, в нее входили Аркадий Дворкович, Евсей Гурвич и другие), которая предупреждала о недопустимом росте дефицита бюджета, в связи с чем финансовая система страны оказалась перед угрозой тяжелого кризиса.

Олег Вьюгин как замминистра финансов в то время курировал эту группу, он предложил план, как примерно за три года сократить дефицит бюджета до приемлемых величин. Но план был нереальным - в том смысле, что правительство на такие меры не пошло бы: там было так много непопулярных мер, что правительство вылетело бы еще до выполнения первых пунктов плана. Предлагалось резко сократить все расходы. Для увеличения доходов надо было повышать налоги. Но собираемость налогов была близка к нулю, потому что в стране просто не было денег - она была иссушена жесткой монетарной политикой. Ведь тогда мы боролись с инфляцией. Когда в 1995 году Анатолий Чубайс пришел в правительство, она составляла 131%, что не воспринималось как трагедия, ибо до этого было и 300%, и 900%. Через два года инфляция была снижена до 11%, и Чубайса назвали лучшим министром финансов среди министров развивающихся стран. Между прочим, ради этого он в 1997 году провел второй с начала реформ секвестр бюджета - на 20%.

Но какими средствами? Выросла колоссальная пирамида ГКО, которая рухнула в 1998 году. Правильно ли было снижать дефицит бюджета с помощью ГКО?

ГКО ввели в 1993 году, и первое время никакой опасности от них не исходило. Были и другие методы закрытия дефицита бюджета. Один из них - приватизация. Но вместо нее были проведены залоговые аукционы, которые на деле означали срыв денежного этапа приватизации. Можно было приватизировать гораздо больше государственного имущества и гораздо дороже, если бы в этом «огороде» не гуляли олигархи. Нужно было интенсивнее продавать активы иностранцам через действительно открытые аукционы - такие, как конкурс по «Связьинвесту».

В чем-то нам «помогли» специалисты МВФ: в 1996 году директор-распорядитель Мишель Камдессю добился от нас отмены экспортных пошлин. И это в условиях пустого бюджета. По канонам МВФ считалось, что страна, которая хочет увеличить экспорт, не должна иметь экспортных пошлин. А для России эти пошлины были колоссальным источником дохода. Если бы его у нас не отняли, можно было существенно сократить выпуск ГКО. Хотя нефть и была дешевая, но 19 долларов за баррель она все же стоила. И лес-кругляк вывозить было крайне выгодно.

Невольно усугубило ситуацию перед кризисом и решение о присоединении России к статье VII Устава МВФ - по сути, мы объявили полную конвертируемость рубля. Это могло стать благом, так как в Россию хлынул иностранный капитал - примерно 30 млрд долларов, чего раньше нельзя было даже представить. Но это были «горячие деньги», которые как пришли, так и ушли.

И еще о пользе или вреде ГКО. Доходность по ГКО в 150% во время президентских выборов снизились до 18% в сентябре 1997 года. То есть временное использование ГКО для финансирования бюджетного дефицита вместо эмиссионной накачки могло пройти безболезненно и даже стать благом для экономики, если бы не азиатский кризис, за которым последовало бегство капитала со всех развивающихся рынков, в том числе с российского. Уже поступившие к нам 30 млрд долларов «выдуло» из России в течение нескольких месяцев. И к лету 1998 года страна оказалась банкротом.

Другая острая проблема середины 1990-х годов - неплатежи. Многие связывают их с иссушением экономики от жесткой бюджетной политики. Но Егор Гайдар отмечал, что, как только был принят закон о банкротстве и началась волна банкротств, предприятия стали расплачиваться. Анатолий Чубайс, возглавив Р АО «ЕЭС России» , устроил жесткие административные разборки с неплательщиками за электроэнергию - и те тоже стали платить, включая Министерство обороны. Значит ли это, что неплатежи были связаны, скорее, с культурой нашего бизнеса, чем с жесткой бюджетной политикой?

По-моему, эти факторы играли меньшую роль. Важнее были два других. Первый - жесткая денежная политика, которая была объективно обусловлена, потому что иначе мы не могли справиться с инфляцией, следовательно, не могли перейти к росту, к какому бы ни было оздоровлению. Второй фактор - открытие экономики и колоссальная структурная перестройка под давлением монетаристской политики, свободных цен и свободы торговли на мировых рынках в 1990-е годы. Это была колоссальная революция: доля промышленности в ВВП упала с 38 до 25%, доля сельского хозяйства по занятости - с 16,5 до 5%, а доли торговли и финансового сектора выросли.

К 1999 году мы получили структуру экономики, больше похожую на американскую, чем на ту, что имели в 1990 году. Почему? Потому что предприятия не могли продать свою продукцию. И это был вопрос не только монетаристской политики, но и более практичный: какую же мы производим продукцию, если ее не покупают? Мощнейшая советская отрасль промышленности по производству телевизоров развалилась в одночасье: население предпочло японские бренды дешевым отечественным «Рубинам» просто потому, что японские кинескопы не взрывались.

Оборонка страдала из-за отсутствия госзаказа. А население отказывалось покупать отечественные товары, отдавая предпочтение импорту, заграничному секонд-хенду. В чем-то можно обвинять оптовых торговцев, для которых выгоднее было закупать западную продукцию, чем маяться со сбытом отечественной. Но недостатком патриотизма страдали прежде всего потребители.

Сталкиваясь с этими, на мой взгляд, самыми важными факторами, «красные» директора нашли выход: не платить. Нам не платят - и мы не будем платить. Директора были приучены вести натуральное хозяйство еще при советской власти, когда деньги, не подкрепленные фондами и лимитами, не были платежным средством, а в качестве него они использовали кирпич, кабель и т. п. - у кого что было. Кроме того, появились денежные суррогаты, которые генерировало Министерство финансов, - сначала казначейские обязательства, потом налоговые освобождения.

Неэффективность менеджмента на наших предприятиях продолжает играть существенную роль. Собственники приватизированных предприятий повели себя не «по-европейски»: выжимали из предприятий все соки, прибыль вывозили из страны, а не инвестировали в развитие. Что мы сделали не так? Какие допустили ошибки, из-за которых результат оказался столь плачевным?

Сказалась довольно существенная разница в культуре. Европейские бизнесмены привычны к рыночной экономике. Для них право собственности, контракт, суд и так далее являются реальными. Но главное - они уверены, что собственность у них никто не отнимет, поэтому определяют стратегию развития, заботясь не только о сегодняшнем, но и о завтрашнем дне, о том, что они оставят детям, внукам и правнукам.

В России - даже по сравнению с Восточной Европой - традиции частной собственности практически не было. А те, что возникли на рубеже Х IX-XX веков, были уничтожены. Первые легальные предприниматели, которые появились в конце 1980-х годов, естественно, стремились хапнуть сегодня, так как неизвестно, что будет завтра. Долгосрочные стратегии выстраивали единицы, а подавляющее большинство было уверено: первую прибыль нужно вывезти за рубеж, там купить фазенду, вложить деньги в банк, создать резерв для себя и семьи на «черный» день. А там посмотрим…

Были исключения. Например, Владимир Гусинский разработал стратегический проект, занял деньги у «Газпрома» и на голом месте создал мощную медиа-империю. Потом это стало поводом для того, чтобы его «слопать».

- Алексей Мордашов сделал из «Северстали» весьма приличное предприятие западного уровня.

И не только он. Почему в Москве так быстро поднялись цены на жилье? Чиновник, который где-нибудь в Челябинске получил откат, первым делом покупал квартиру в столице. И бизнесмены покупали. Это было, кроме всего прочего, вложение.

Но перейдем к ошибкам, в результате которых российские бизнесмены развивались «неправильно». В начале 1990-х годов в России фактически с нуля были созданы основные институты рыночной экономики: частная собственность, открытая экономика, свободные цены, свободная торговля. Но рынок необходимо было обустроить гораздо большим количеством экономических и политических институтов, чтобы работали они, а не персоны, как мы уже говорили. Это требует колоссальных усилий, создания и выстраивания новой политической культуры, новой бизнес-культуры.

Думаю, если бы даже первоначально созданные институты нормально обустраивались, развитие нашей страны и общества постепенно вошло бы в цивилизованное русло. А «родовые травмы», в конце концов, зарубцевались бы.

У нас же что произошло? Начали с НТВ: посадили Владимира Гусинского, вынудили его отказаться от собственности, подписать какие-то бумаги. После этого он уехал из страны и немедленно заявил, что согласие из него «выбили», что соответствовало истине. Не буду говорить о Борисе Березовском в силу особой моей к нему «симпатии».

Потом появилось «дело Ходорковского», ставшее поворотным пунктом правления Путина: с него началось введение «крепостного права» для бизнеса, и не только крупного. Вместе с ним вернулся страх, который был у людей в самом начале реформ и зарождения рыночной экономики. Он стал укореняться: мы же видим, что с этим государством играться нельзя - и тогда, и сейчас. Имели небольшое окошко, слава Богу, где-то что-то прикупили. Всё! С тех пор государство регулярно заботится о том, чтобы подтверждать свою репутацию.

Несмотря на многочисленные заявления о том, что «ЮКОС» - исключение, в реальной жизни это не так. Буквально через два-три месяца начался процесс с «Вымпелкомом», который чудом удалось остановить. Потом были «РуссНефть», Евгений Чичваркин и его уже бывшая «Евросеть», Владимир Некрасов и «Арбат-Престиж» …

Наше настоящее и будущее обрисовал в интервью «Коммерсанту» Олег Шварцман, изложив историю создания государственного рейдерства. А затем уже премьер Владимир Путин в подробностях чуть ли не с гордостью рассказал, как эта схема была применена в Комсомольске-на-Амуре на судостроительном заводе, который государство за символическую плату забрало у собственников, посчитав их неэффективными. Схема простая: сначала заводу не оплачивали госзаказ на подводные лодки, а когда он увяз в вынужденных долгах, объявили банкротом и отобрали.

Еще раньше аналогичная «схема Шварцмана» была использована при отъеме крупнейшего в стране производителя титана - фирмы АВИСМА. И таких случаев много!

Беда не только в том, что государство противозаконно отнимает у предпринимателей их бизнес. В проигрыше и остальные граждане, ибо неэффективность государственного управления общеизвестна. В результате ниже жизненный уровень, Россия все больше отстает от стран Запада во многих отраслях, а в некоторых - навсегда.

В 2009 году я проанализировал состояние отраслей в России. Выяснилось, что черная металлургия, молочная промышленность, розничная торговля развиваются весьма успешно. Производительность в розничной торговле составляет примерно 31% аналогичного показателя в США, а в 1999 году - лишь 15%, в молочной промышленности, на Лианозовском комбинате, - около 40% и 5-7% соответственно. Производительность на «Северстале», НЛМК, «Магнитке» не так уж сильно отстает от американской, они вполне конкурентоспособны - не сравнить с тем, что было до реформ. В чем секреты таких успехов? Первый - там есть конкурентный рынок. Второй - туда до последнего времени не вмешивалось государство. Вот и все!

А в нефтяной, газовой, цементной промышленности, жилищном строительстве и везде, где вмешивается государство либо нет равных условий конкуренции, какие-то компании имеют предпочтение и покровителей в центральных, региональных или местных органах власти, показатели провальные. Наиболее характерный пример - жилищное строительство, где цены за 7 лет выросли в 7 раз - в основном из-за «откатов». Цементная промышленность отстает, потому что берет пример с тех, кому поставляет свою продукцию.

Отсюда вывод: если власть хочет, чтобы в стране была нормальная экономика, пусть уйдет из нее и не мешает. И всё будет нормально. Русские не уступают в умственных способностях ни англичанам, ни французам, разве что немцам - по тщательности и пунктуальности. В этом и состоит развилка: с засильем государства в экономике идем прямой дорогой к нищете или без государства - к обеспеченной жизни.

- Коррупция в России стала нормой. Как ее обуздать?

Могу назвать инструмент - это демократия. Но не с узкой позиции - как свободные выборы, а демократия, включающая набор обязательных признаков. Я насчитываю их семь: разделение властей, независимость суда, свобода средств массовой информации, политическая конкуренция, свобода предпринимательства, свободные выборы, сменяемость властей. Главный редактор Newsweek Фарид Закария эти принципы, кроме выборов, называет конституционным либерализмом. Он, собственно, обеспечивает и свободные выборы, и демократию в целом.

Если стараться не нарушать эти принципы, добиваться, чтобы местные и федеральные власти их выполняли, и судить тех, кто нарушает, то рано или поздно проблема коррупции будет решена. Повторяю: лекарство от нее - реальная демократия.

В России катастрофически низок уровень доверия населения к государственным и негосударственным институтам, а недоверие бизнесменов к власти приблизилось к абсолюту. Предприниматели не развивают бизнес, так как опасаются, что завтра чиновник под тем или иным предлогом отнимет его. Что же такого мы, россияне, не сделали, что у нас получилась «как всегда»?

Прежде всего, не довели до конца политическую реформу. Правда, реально представляя себе ту ситуацию, я не могу предъявить претензии к своим единомышленникам в том, что они не занимались политической реформой в 1993 году или упустили какие-то возможности в 1998 и 1999 годах. Когда пришло правительство молодых реформаторов, у него уже не было достаточно времени, чтобы решить политические проблемы.

Весьма ограниченный политический ресурс, которым обладали либеральные реформаторы и поддерживавшая этот курс интеллигенция (больше не поддерживал никто), не давал даже слабой надежды на то, что мы удержим симпатии населения на время, которое требовалось для реализации всего комплекса последовательных демократических перемен. К тому же для этого нужно было основательно почистить окружение Ельцина, там многие боялись за свои капиталы - просто тряслись от страха. Они боялись Евгения Примакова, потому что ясно было, что это он разрешил генпрокурору Юрию Скуратову открывать дела на Бориса Березовского и других.

Окружение президента даже тогда состояло далеко не из одних только либералов, реформаторов и демократов. Таких было от силы две сотни. Большую часть правительства и людей, приближенных к власти, составляла старая номенклатура и нувориши, которые уже успели разбогатеть и не хотели этого терять. Я бы не сказал, что их деньги были незаконными, тем более - откровенно криминальными. Но эти люди отчаянно сопротивлялись легитимизации частной собственности, потому что рассчитывали нажить еще или хотя бы сохранить нажитое и опасались, что в прозрачной, цивилизованной системе то и другое окажется невозможным.

Впрочем, после принятия Конституции 1993 года, которая закрепила принцип политического моноцентризма, стало ясно: это решение - в пользу не только президента, но и бюрократии.

Устраивает ли эта ситуация политическую, экономическую и интеллектуальную элиту страны? В конце концов, короля делает его окружение…

Позиция элиты, как и, вообще, характеристика нынешней российской элиты, меня очень волнует. Ибо, осознавая важность демократии для России, нужно также понимать, что она не может быть демократией участия, то есть демократией, которая опирается на гражданское общество, на большинство граждан. Это, воленс-ноленс, демократия элитарная - я использую термин Йозефа Шумпетера.

Другие употребляют термин «представительная демократия», который означает: выбор для простого гражданина заключается лишь в том, что он использует свой голос и выбирает, за кого голосовать. А уж его представители принимают решения. Считаю, что это неизбежно и связано с нашей историей: мы по-прежнему привязаны к абсолютизму и терпению, подчинению начальникам и превращению в хама, когда получаем власть. От этого не так просто избавиться, на это потребуется время. Пока же в России может быть только такая элитарная демократия. При ней разные части политической элиты достигают между собой консенсуса о том, что каждая, если победит на выборах, будет вести свою политику. Если проиграет на следующих выборах, уступает и дает возможность проводить другим иную политику.

В связи с этим большое внимание я уделяю элите. Мы провели два исследования российской элиты. Исследование, выполненное Левада-Центром, показало, что наша элита совершенно не пригодна для того, чтобы вести народ к решению стратегических задач. Меня не устроил не только вывод, но отчасти и сама методология. Одно дело - когда Ольга Крыштановская обследует какую-то совокупность должностей, которую она считает элитой. Но национальная элита не строится таким образом. Возьмем Марта Лаара, бывшего премьер-министра Эстонии, - блестящий политик, блестящий экономист. А был учителем истории. Я считаю, что он был готов для участия в элите, более того - быть ее частью уже тогда, когда был учителем. Если исследователи упрощают себе задачу, то выхода, действительно, нет.

Михаил Афанасьев (компания «Никкло М») подошел к задаче по-иному: лучше были подобраны группы, логичнее строилось исследование. И результаты обнадежили: две трети элиты придерживаются либеральных взглядов, то есть правильно понимают задачи, стоящие перед Россией. Конечно, на улицу они не пойдут. Бороться за свободу не будут. Случись кризис - будут издержки, но все равно другого варианта, кроме идеологии либеральной демократии, они не найдут. Для меня это очевидно. Возможно, я субъективен, но я так вижу ситуацию. Конечно, мы можем вляпаться в какую-то националистическую историю, устроить разборки с Америкой, сойти с ума - примерно это мы сейчас и делаем. Но, в конце концов, все понимают, что это не решит наши проблемы.

Тем не менее представители элиты поддерживают линию Путина, которая явно не ведет нас к построению демократического общества и государства.

Путин поставил задачу: выиграть выборы 2003/2004 года. И выиграл их. Но, нарушив демократические принципы, проиграл главное - свою миссию. Если бы он не назначал губернаторов, а за всякое нарушение Конституции и федерального законодательства устраивал громкие судебные процессы, а федеральные инспекторы следили бы за работой местных властей, выявляя коррупцию и контролируя строгое соблюдение законов, то ситуация в стране была бы иной.

Впрочем, жизнь продолжается, и мы еще стоим на развилке между демократическим развитием или авторитарным. Каждый год, пока мы остаемся в авторитарном режиме, - это упущенное время. Оно приближает печальное будущее России, потому что мы утрачиваем возможности для созревания тех самых институтов и культуры, которые сделают людей гражданами.

Что касается того, как их создавать, я бы начинал снизу: местное самоуправление, все налоги, прежде всего местные, устанавливает население. И так далее. Это должна быть школа. Ибо пока люди не набьют себе шишек и не поймут, что они сами должны строить свое государство, позитивные перемены не наступят.

Беседу провел Петр Филиппов
Октябрь 2009 года

Введение

На протяжении многих лет наша страна находилась за своеобразным занавесом, имя которому “административно-командная система”, охватывающим все сферы жизнедеятельности общества, включая каждого человека. Самое яркое отражение данного явления нашло в экономике государства, поскольку наряду с политикой и правом она определяет основы государственной и общественной жизни, именно в этой триаде проявляются наиболее четко противоречия и закономерности развития общества. В настоящее время Россия вступила в новый период своего развития, связанный с переходом к рыночным отношениям. Именно эту проблему я счел наиболее актуальной и достойной рассмотрения как всеобщей, потому что становление экономики всегда влечет за собой ломку привычного жизненного уклада всех людей, что доказывает ее глобальность. В связи с этим целью моей научной работы является попытка рассмотреть вопросы, правильные ответы на которые определяют будущее России, ее экономическое и связанное с ним социальное и политическое благосостояние общества.

Проблемы перехода к рынку

Современная экономическая наука сегодня по-новому рассматривает многие процессы, происходящие в нашем обществе. Это касается проблем собственности, соотношения плановых и рыночных методов регулирования хозяйственной деятельности, прямых и косвенных методов управления общественными процессами, пределами использования товарно-денежных отношений и общественных отношений и общественной жизни. Внедрение новых подходов заставляет заглянуть в историю. Знание истории позволяет увереннее строить планы и программы предстоящих действий, избегать допущенных ранее ошибок. В истории существования человеческого общества существовали самые различные социальные и экономические структуры. Одни из них отличались гибкостью и подвижностью, а, следовательно, не ограничивали развитие общества. Другие - страдали жесткостью и поэтому, даже если они сначала отражали какие-то реальные социально-экономические процессы, то, в конце концов, превращались либо в голые абстракции, либо, будучи наложенными на развивающийся живой социальный организм, давили и деформировали его.

Нечто подобное имело место и в истории развития нашей страны. Насаждение жестких, не допускающих каких-либо отклонений единообразных структур охватывало все сферы жизни общества. Так, в экономике это выразилось в жестком директивном планировании, доведенном до абсурда, когда по каждой позиции товарных ресурсов создавались соответствующие службы на всех уровнях управленческой иерархии, начиная от предприятия и кончая министерством и Госпланом СССР. План стал законом, но реального положения вещей не отражал и не мог быть выполнен. Но особенно ярко в экономической сфере данные структуры проявились в отношениях собственности. Если в первые годы Советской власти в стране имели место самые различные формы собственности и основанные на них формы хозяйствования, то уже к середине 30-х годов практически все формы хозяйствования были обобществлены, т.е. переведены в государственную или колхозно-кооперативную собственность, что фактически также являлось государственной собственностью. Что же касается личной собственности граждан, то хотя она и имела формальное право на существование, реально она в общественном сознании оценивалась как пережиток прошлого, затем как признак потребительства и конформизма. В 50-х годах процесс дискриминации всех других форм собственности и соответственно их субъектов был доведен до своего логического завершения. В Уголовном кодексе РСФСР, вступившем в силу с 1 января 1961 года, ответственность за покушения на государственную и общественную собственность стала, как правило, в два раза выше, чем за покушения на собственность личную.

В результате практически все, сложившееся прежде, до революции, в нашей стране, и позже в передовых капиталистических странах было либо разрушено, либо отброшено как ненужное, вредное, несоциалистическое, мешающее строить светлое будущее общество. Итогом этого стала потеря человека как главного субъекта и объекта не только производства, но и жизни общества. Глобализм, всеобъемлющая идеологизация, игнорирование элементарных экономических и социальных требований сделали человека “винтиком” какого-то огромного, чуждого интересам конкретных людей механизма. Человек лишается возможности проявить свою личную инициативу, деловые качества, что имеет ключевое значение в развитии рыночных отношений.

Однако с демократизацией нашего общества появились мотивы перехода к рыночной экономике, в связи с этим были предприняты попытки реализации данной цели, порой не самые удачные, но, на мой взгляд, достойные рассмотрения, поскольку именно с них началась медленная и болезненная ломка наших старых экономических стереотипов.

На исходном этапе, в 1985-1986 годах, перестройка базировалась на предположении, что начавшаяся демократизация управления экономикой наряду с более разумной политикой приведет к росту эффективности общественного производства и подъему народного хозяйства страны. Была объявлена концепция ускорения социально-экономического развития на основе более полного использования научно-технического прогресса.

Для ускорения НТП намечалось, прежде всего, резко увеличить капиталовложения в машиностроение как главную отрасль, от которой зависит практическое использование научно-технических достижений, ибо материализация научных идей невозможна без машин и технологического оборудования.

Однако уже к концу 1986 года возобладал иной замысел курса к эффективной экономике. Непременным условием этого курса стало осуществление радикальной реформы управления экономикой, кардинальное преобразование хозяйственного механизма во всех звеньях и особенно в основном звене - на предприятиях. Главная ставка делается на полный хозяйственный расчет, самоокупаемость, самофинансирование, самоуправление предприятий всех отраслей народного хозяйства. Вводится новая система оплаты труда, повышаются тарифы и должностные оклады, предприятиям предоставляются широкие возможности самостоятельного изменения индивидуальной заработной платы работников. На хозрасчет переводятся даже научные организации, директивный государственный план заменяется госзаказом. Но трехлетняя хозрасчетная эйфория сменяется глубоким разочарованием. Уже в 1988 году становится ясно, что вместо ускорения происходит замедление социально-экономического развития. Экономика оказалась в 1989 году в кризисном состоянии (глубокое расстройство финансовой системы, падение реального курса рубля, галопирующая инфляция, глобальные дефициты, “расцвет” теневого рынка товаров и услуг).

Это произошло из-за неудачной реализации хозрасчетной идеи. Основная причина заключалась в том, что вместо преобразования всего хозяйственного механизма были предприняты попытки изменить только оплату труда, схему распределения дохода предприятий и частично модифицировать планирование. В то же время такие важнейшие части системы управления, как формы и отношения собственности, организационные структуры управления, финансово-кредитный и ценовой механизмы, условия найма и увольнения, материально-техническое обеспечение остались прежними. Не был разработан и приведен в действие и механизм конкуренции.

В этих условиях предприятиям, перешедших на хозрасчет, удалось без особого труда увеличить зарплату за счет повышения оптовых цен (сказалось несовершенство ценового механизма), производства выгодной, прибыльной продукции (ограниченный плановый госзаказ, отсутствие конкуренции и борьбы за потребителя позволили это сделать), введения льготных нормативов оплаты труда. Поскольку потребитель был не в силах влиять на производителя (глобальный дефицит, отсутствие выбора), производитель использовал распределительный механизм таким образом, чтобы увеличить доход, прибыль, фонд оплаты труда, не наращивая объемы и производительность труда, не улучшая качество продукции, не снижая издержек.

“За 1986-1990 годы средняя заработная плата рабочих и служащих увеличилась со 190 до 270 рублей в месяц, т.е. в 1,4 раза, в то время как рост производительности труда был примерно в 5 раз меньше, а повышение качества продукции практически не наблюдалось”.

Период перестройки ознаменовался возрастанием внимания к бедственному положению советских людей. Тем не менее, сущность экономики состоит в том, что сочувствие и желание помочь сами по себе здесь ничего не решают. Чтобы люди жили лучше, надо производить больше товаров и услуг высокого качества. Этим искусством мы, к сожалению, еще до сих пор не овладели. Но правительство обеспечивало активную социальную политику при помощи повышенной эмиссии, однако если на эти деньги не выпускается адекватного количества товаров, то возрастает не уровень жизни, а очереди, дефициты и спекуляция, что и наблюдалось на первых этапах перехода к рыночной экономике.

“По имеющимся данным, в 1988 году было дополнительно напечатано 11 млрд. руб., в 1989 году - уже свыше 25 млрд., хотя Верховный Совет СССР принял решение ограничить эмиссию в истекшем году 10 млрд. руб.”.

Перестройка мало что изменила и в структурной стратегии экономики. С давних пор было заведено направлять основную массу государственных средств на развитие индустрии, оборону, возведение множества долгостроящихся объектов.

В 1989 году правительство и народные депутаты осознали необходимость придания новой направленности радикальной реформе экономикой. В основу стратегии преобразования хозяйственного механизма закладывается идея его построения по рыночным принципам. Соответствующая правительственная программа была одобрена Съездом народных депутатов СССР в ноябре 1989 года, хотя уже тогда некоторые депутаты не сочли ее достаточно радикальной. К моменту принятия первой правительственной концепции осуществления радикальной реформы глубина дефицитов, степень расстройства денежного обращения, инфляция были таковы, что настоятельно требовалось проведение стабилизационных предреформенных мер. Однако такие меры не были осуществлены, и к весне 1990 года экономическая ситуация еще более ухудшилась.

В этих условиях правительство принимает решение несколько отойти от концепции реформы, принятой еще в конце 1989 года, и реализовать программу форсированного перехода к планово-регулируемой рыночной экономике. Но, поскольку данная программа предусматривала первоочередную реформу государственных розничных, оптовых и закупочных цен, в результате проведения которой различные цены на товары народного потребления должны были возрасти, она не была принята Верховным Советом СССР.

К осени 1990 года правительство вносит на рассмотрение Верховного Совета СССР третий вариант программы с более ”смягченной” реформой розничных цен. Но к этому периоду был разработан альтернативный вариант программы перехода к рыночной экономике, который стал известен под названием - программа “500 дней”.

Эта программа отличалась большим радикализмом, обозначенными сроками переходного этапа, предложениями о кардинальном разгосударствлении собственности и ее приватизации, отказом от реформы государственных цен с ориентацией на прямой переход к рыночным ценам.

В связи с тем, что найти взаимоприемлемый компромиссный вариант правительственной программы и программы “500 дней” не удалось, были предоставлены особые полномочия президенту СССР, в т.ч. право издавать указы о путях перехода к рыночной экономике. Верховный Совет СССР в октябре 1990 года одобрил представленные на его рассмотрение Президентом СССР “Основные направления по стабилизации народного хозяйства и переходу к рыночной экономике”, которые аккумулировали положения правительственной программы и частично программы “500 дней”. Но единой согласованной с союзными и республиканскими органами концепции и программы перехода к рыночной экономике разработать не удалось. Почему так происходит? Несмотря на всеобщее осознание перехода к рыночной экономике, нельзя не признать того, что развитие общества в целом, включая экономическое, осуществлялось не по заранее намеченным планам и программам, а в соответствии с “исторической волей”, объективными законами цивилизации и прогресса. Больше всего попыток перестроить мировую систему в соответствии с замыслами отдельного человека или группы людей выпало на конструкторов социализма. Социалисты-утописты строили замечательные по замыслу, но абсолютно нереальные по претворению в жизнь проекты. К. Маркс, упрекнув философов прошлого в том, что они только объясняли мир, не говоря, каким образом надо изменить его, предложил способ изменения, заключавшийся в ликвидации революционным путем капиталистической системы и построении социализма. И так уж случилось, что именно в нашей стране Ленин воплотил идею Маркса, достигнув цели своими характерными способами. Что касается капитализма, воплотившего рыночную экономику в действительность, то он шел к ней не дорогой программ. Ни Адам Смит, ни Джон Мейнард Кейнс в отличие от Леонида Абалкина, Станислава Шаталина, Григория Явлинского не предлагали концепций, основных направлений и тем более конкретных по этапам и срокам программ перехода к рыночной экономике, ограничиваясь трактовкой роли и места рынка и анализом способов его регулирования. Капитализм двигался к рынку очень долго, естественным путем, через кризисы, лишения, преодоление трудностей. Несмотря на отрицательные последствия внедрения программ перехода к рыночной экономике, я думаю, что все равно нельзя останавливаться и ждать “куда кривая выведет”. Такая программа обязательно должна быть, только в более упрощенной форме, то есть в ней не должны четко определяться сроки, пути и способы достижения целей, указанных в программе, а просто нужно выбрать какое-то общее направление перехода от административной к рыночной экономике, наиболее общие принципы и общую последовательность их осуществления. Я считаю, что ни один великий гений не способен предвидеть четкий образ будущей экономической системы и детально осуществить его реализацию, исключение, на мой взгляд, составляет лишь первый этап перехода. В этом случае реально выглядит установление каких-либо сроков, исполнителей и так далее. Мне кажется, что самым важным и главным в переходе к рынку является предоставление свободы каждому человеку, его заинтересованность в этом переходе и, конечно, создание условий для свободного движения человека, выявление его творческой инициативы и возможность ее внедрения в жизнь. Ведь в любой программе рано или поздно может произойти сбой, а для этого нужно заранее предусматривать подобные ситуации и выходить из них с учетом психологической реакции людей по отношению к происходящему.

Таким образом, для перехода к рынку нужно, прежде всего, в общих чертах осознавать то, к чему движется наше общество: что такое современный рынок, каковы его основные принципы и структура, поэтому в своей научной работе, я думаю, будет целесообразно рассмотреть вышеуказанные понятия во втором вопросе.

ЧЕЛОВЕК, СВОБОДА, РЫНОК
О программе, разработанной группой под руководством академика С. С. Шаталина
РАЗДЕЛ I. КОНЦЕПЦИЯ ПРОГРАММЫ ПЕРЕХОДА НА РЫНОЧНУЮ ЭКОНОМИКУ КАК ОСНОВЫ ЭКОНОМИЧЕСКОГО СОЮЗА СУВЕРЕННЫХ РЕСПУБЛИК
1. Социально-экономическая ситуация
Кризис системы
Экономическая политика 1985-1990 годов
Варианты выбора
2. Цели реформы и принципы новой экономической системы
3. Экономический Союз суверенных республик
4. Логика и этапы перехода на рыночную экономику
Общая концепция
Первые 100 дней - программа чрезвычайных мер
100-й -250-й дни: либерализация цен и жесткие финансовые ограничения
250-й -400-й дни: стабилизация рынка
400-й -500-й дни: начало подъема
5. Механизмы поддержания стабильности производства в переходный период
Первоочередные меры
Государственный заказ и цены
Государственная контрактная система
Потребительский рынок
Стабилизационные фонды
Ускоренное формирование рыночной инфраструктуры
РАЗДЕЛ II. СОДЕРЖАНИЕ ОСНОВНЫХ БЛОКОВ ПРОГРАММЫ ПЕРЕХОДА
1. Разгосударствление и развитие конкуренции
Поддержка предпринимательства
Разгосударствление
Финансовая сторона разгосударствления
Преодоление монополизма
2. Финансово-кредитная политика
Банковская система
Денежно-кредитная политика
Государственный бюджет
Налоговая система
Государственный долг
Финансовый рынок
3. Политика ценообразования
4. Уровень жизни, социальные гарантии, оплата труда
5. Рынок труда
6. Предприятие в условиях рынка
7. Открытие экономики и внешнеэкономическая политика
Исходные принципы
Валютный курс и валютный рынок. Конвертируемость рубля
Привлечение иностранного капитала. Внешний долг
Внешнеэкономический режим
8. Теневая экономика
РАЗДЕЛ III. СТРУКТУРНАЯ ПОЛИТИКА И КОНВЕРСИЯ
1. Структурный маневр в инвестиционной сфере
2. Конверсия
Формы конверсии оборонных предприятий
Основные предпосылки реализации научно-технического потенциала оборонного комплекса
Организационное и правовое обеспечение конверсии
3. Строительный комплекс в условиях перехода к рыночным отношениям
4. Развитие производственной инфраструктуры
5. Земельная реформа и аграрная политика
Формирование рыночных отношений в АПК
Механизм дотирования сельскохозяйственной продукции и его объемы
Принципы формирования и объемы общесоюзного и республиканских фондов сельхозпродукции
Система мер по стабилизации продовольственного рынка
Земельная реформа
Новый механизм реализации программы социально-экономической помощи селу
6. Жилищная реформа
7. Нерыночный сектор
РАЗДЕЛ IV. ЗАКОНОДАТЕЛЬНОЕ И ОРГАНИЗАЦИОННОЕ ОБЕСПЕЧЕНИЕ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ РЕФОРМЫ
РАЗДЕЛ V. ПРИЛОЖЕНИЯ
Об информации, не полученной Рабочей группой из министерств и ведомств
Потребительский рынок
Вариант расчета минимального потребительского бюджета
Оценка возможных масштабов приватизации
Оценка возможных объемов приватизации в торговле
Принципы сбалансирования союзного бюджета в IV квартале 1990 г.
Прогнозные расчеты

Программа реформ.Ослабление, а затем и падение союзных структур власти позволили российскому руководству энергичнее взяться за реализацию социально-экономических реформ.

В октябре 1991 г. правительство России представило первую программу радикальных реформ. Она предусматривала экономическую стабилизацию в течение года с последующим подъемом производства. Главным звеном программы стала реформа ценообразования, автором которой выступал Е. Гайдар. Он справедливо полагал, что именно нерешительность в этой сфере погубила экономические реформы Горбачева. Поэтому с 1 января 1992 г. намечалось отпустить цены на большинство продуктов, то был не только сильный и решительный, но и опасный шаг российского руководства, способный вызвать мощный социальный взрыв.

В декабре того же года, после распада СССР, Россия объявила себя правопреемницей Союза и унаследовала всю союзную собственность, расположенную на ее территории, включая остатки золотого запаса. После этого правительство России дополнило программу реформ мерами по приватизации государственной собственности. На 1992 г. предусматривалась приватизация 20 % госпредприятий в промышленности и 70 % предприятий торговли и сферы услуг. Предполагалось также осуществление жесткой финансово-кредитной политики.

Авторы нового курса рассчитывали с помощью предложенных мер не только ослабить экономический кризис в стране, но и сформировать новый класс собственников, каковым, по их мнению, могло бы стать большинство населения страны. Этот «средний класс», по их прогнозам, должен был по западному подобию явиться своего рода буфером между нарождающейся крупной буржуазией и прудящимися, оплотом социальной стабильности в обществе.

Первый год реформ.Реформа Гайдара исходила из того, что вначале произойдет либерализация цен, а уже затем начнется приватизация. Это было прямо противоположно программе «500 дней».

В результате освобождения цен с 1 января 1992 г. денежные средства населения были, но существу, конфискованы. Соответственно покупать акции приватизируемых предприятий оказалось не на что.

В этих условиях летом 1992 г. была утверждена программа приватизации, согласно которой с 1 октября 1992 г. началась выдача приватизационных чеков (ваучеров) всем россиянам. С 1993 г. было разрешено вложение этих ценных бумаг в акции предприятий, которые в перспективе должны были обеспечить получение прибылей. Однако одновременно с выдачей ваучеров началась их неконтролируемая скупка у населения новыми предпринимателями, банкирами, иностранцами.



В январе 1992 г., наряду с освобождением цен, была упразднена централизованная система распределения ресурсов.

И все же центральным положением реформы стали новые цены. При сохранении сверхмонополизации экономики они выросли в 100-150 раз, в то время как средняя зарплата лишь в 10- 15 раз. Наиболее сильно пострадали от такого положения дел работники бюджетных организаций. Начался сильный отток научных и педагогических кадров в коммерческие и иные структуры (в том числе и за границу).

Значительно сократилось и потребление населением продуктов питания в 1992 г.: мяса -до 81 % от уровня 1991 г., молока - до 56 %, овощей - до 84 %, рыбы - до 56 %. В большинстве семей на питание расходовалось до 3 / 4 их бюджета.

Изменение структуры питания, отсутствие у малообеспеченных слоев населения возможности получить квалифицированную медицинскую помощь привели к абсолютному сокращению населения России в 1992 г. на 70 тыс. человек.

Продолжался спад промышленного производства, достигший в первом году реформ 35 %. Не удалось добиться перелома и в проведении финансовой реформы: жесткая кредитная политика первых месяцев 1992 г. сменилась под давлением Верховного Совета, директорского корпуса, профсоюзов новыми крупными кредитами убыточным предприятиям России и государствам рублевой зоны. К январю 1993 г. в России было напечатано денегв 4 раза больше, чем их было в июле 1992 г. Это привело кновой волне инфляции.

Не оправдались и расчеты Гайдара на значительную финансовую поддержку Запада. Ссылаясь на неустойчивость политической ситуации в России, Международный валютный фонд и страны «семерки» отказали России в обещанных кредитах. Япония попыталась связать финансовую поддержку российских реформ с возвращением ей четырех островов Курильской гряды.

Нестабильность обстановки вела и к тому, что российские предприниматели полученные в ходе реформ доходы вкладывали в западные банки и предприятия. Только за 1992 г. из России было вывезено более 17 млрд. долларов. Прежде скрытая коррупция государственных чиновников стала носить открытый характер.



В результате главная задача первого года реформ - макроэкономическая стабилизация - так и не была решена. Правда, из 250 тыс. государственных и муниципальных предприятий за 1992 г. в частную собственность перешло около 47 тыс., а 5631 предприятие было преобразовано в акционерные общества. Значительно расширился рынок продовольственных и промышленных товаров.

Это несколько ослабило социальную напряженность, хотя реформы Гайдара вызвали у многих россиян полное неприятие. Естественно, это не могло не отразиться на расстановке политических сил, активизации оппозиции реформаторам.

В декабре 1992 г. VII съезд народных депутатов России оценил деятельность правительства как неудовлетворительную и добился отставки Е. Гайдара с поста и. о. премьер-министра. Новым главой правительства был избран бывший руководитель газовой промышленности СССР В. С. Черномырдин.

Корректировка курса реформ.С его приходом в рыночные реформы были внесены коррективы. Сохраняя общее направление движения в сторону рынка, новый премьер сделал ставку на поддержку государственных (в том числе убыточных) предприятий. Особое внимание было уделено топливно-энергетическому и оборонному комплексам, получившим от правительства значительные кредиты.

В декабре 1992 г. была принята единая тарифная система оплаты труда, которая позволила несколько смягчить ситуацию в бюджетной сфере.

Все это потребовало новых средств и привело в итоге к усилению инфляции. На Западе да и в самой России заговорили не о корректировке, а о смене курса реформ. В этих условиях Президент Б. Ельцин назначил вице-премьером Гайдара, который вместе с министром финансов Б. Федоровым путем возобновления жесткой финансовой политики сумел снизить темпы инфляции к концу 1993 г.

В то же время протекционизм продолжал оставаться главной чертой поли гики Черномырдина. Из-за несогласия в принципах проведения реформ Гайдар и Федоров в начале 1994 г. покинули правительство, перейдя в парламентскую оппозицию.

Экономика России в 1993 г.В 1993 г. чековая приватизация продолжалась. К концу года было приватизировано почти 40 тыс. предприятий. Росло количество частных банков (к концу года их стало 2000) и бирж (303). В сельском хозяйстве на долю предприятий с государственной формой собственности приходилось не более 15 % земельных угодий. Однако главными производителями продукции по-прежнему оставались 24 000 колхозов. Из-за роста трудностей прекратили свою деятельность 14 тыс. фермерских хозяйств. Тем не менее в негосударственном секторе экономики было занято 40 % работающих.

Продолжался спад производства как в промышленности, так и в сельском хозяйстве. В первом случае он составил 16,2 %, во втором -4 % по сравнению с 1992 г. По этой причине сократилось число грузовых перевозок, на 25 % увеличился объем незавершенного строительства.

Бюджетный дефицит составил свыше 12 трлн. рублей.

Осложнение экономической ситуации не могло не вызвать и обострения социальных проблем. Цены на потребительские товары за 1993 г. выросли в 9 раз, а на платные услуги - в 25 раз.

Ускорилось расслоение общества на богатых и бедных. К началу 1994 г. доходы 10 % наиболее обеспеченных в 11 раз превышали доходы такой же доли наименее обеспеченных. К этому времени 40 млн. человек имели денежный доход ниже прожиточного минимума. Численность безработных составила почти 8 млн. человек.

Однако, несмотря на угрожающую статистику, число забастовок в стране сократилось по сравнению с 1992 г. в 4 раза.

Первые годы реформ привели к демонтажу основных элементов отжившей административной системы и переходу к экономическим методам регулирования. Завершилась первая стадия приватизации, в результате чего почти полностью истребленная прежде частная собственность вновь стала реальностью. Произошла определенная адаптация производителей и потребителей к рынку. Либерализация хозяйственной деятельности, цен и внешней торговли привела к тому, что заработал потребительский рынок. Центр деловой активности переместился в негосударственный сектор. Удалось обеспечить внутреннюю конвертируемость рубля, пополнить золотой и валютный запасы. Россия постепенно интегрируется в мировое хозяйство.

Причины трудностей и неудач.Издержки реформ объяснялись тремя группами причин. Во-первых, неблагоприятной стартовой ситуацией. К началу реформ экономика находилась на грани полного краха: были разорваны традиционные хозяйственные связи, рухнул прежний механизм управления, был опустошен потребительский рынок, отсутствовали золотые и валютные резервы, рубль перестал что-либо стоить. Диспропорции в развитии экономики, где доминировали ВПК и тяжелая индустрия, также значительно ослабляли импульс реформ.

Во-вторых, половинчатость и непоследовательность реформ были обусловлены политическими обстоятельствами, прежде его обострением борьбы законодательной и исполнительной властей в 1992-1993 гг. Перемещение ее центра на вопросы экономики привело к слабому законодательному обеспечению реформ, росту инфляции, а в итоге - к сбою в темпах реформирования.

В-третьих, безусловно, влияли на результат ошибки теоретиков и исполнителей реформ (о чем уже говорилось)

В 1994 г. правительство В. С. Черномырдина сосредоточило свои усилия на стабилизации уровня жизни населения, поощрении предпринимательской деятельности граждан, целевой поддержке наименее защищенных слоев населения, привлечении «странных инвестиций.

На 1995 г. приоритетной задачей была вновь провозглашена жесткая финансовая политика.

Экономическая реформа в России продолжается.

Вопросы и задания: 1. Назовите основные направления перехода экономики России к рынку, провозглашенные в 1991 г. 2. Какие проблемы экономической реформы вызывают наибольшее оживление в дискуссиях, имеющих место сегодня в российском обществе? 3. Что, по вашему мнению, мешает рыночным реформам в России? 4. Какие новые социальные проблемы появились в обществе за годы реформ? 5. Как вы можете оценить первые итоги экономических реформ России?

Расширяем словарный запас:

Макроэкономическая стабилизация - стабилизация экономики в национальном масштабе.

Первый этап (1985 -1987). В середине 80 -х годов всё больше ощущается кризисное состояние советского общества. В это время начался период «перестройки». на этом этапе ХХVII съезд КПСС в экономической сфере утвердил концепцию «ускорение социально-экономического развития страны». Предусматривалось перераспределение капиталовложений в отрасли, определяющие технический прогресс. Но реформы в экономике натолкнулись на инерцию системы. Перевод на двух-, трехсменную работу потребовал изменения графика работы транспорта, магазинов, столовых, детских учреждений и поэтому не был осуществлен в крупных масштабах. Меры по укреплению дисциплины оказались непродуманными. Только ущерб от антиалкогольной кампании составил 40 млрд. руб. в первые два года.

Второй этап (1987-1988 гг.) проходил под лозунгом «больше демократии». В экономике процесс реформирования административно-бюрократической системы был связан с реализацией Закона о государственном предприятии. Он предусматривал: расширение границ самостоятельности предприятий, перевод их на хозрасчет, установление прямой зависимости доходов коллектива от эффективности производства. С этой целью составление планов производства переходило в ведение самих предприятий. Планы составляли на основе государственных заказов в прямых договоров с другими предприятиями и торговыми организациями. Все текущие затраты (оплата труда, реконструкция, социальное развитие) покрывались из средств предприятия, вносившего платежи в госбюджет за производственные фонды, землю, воду. Остальные средства оставались в распоряжении заводов и фабрик.

Третий этап (1989-1990 гг.) продолжалось реформирование промышленности и сельского хозяйства. Оно носило половинчатый, непоследовательный характер. Это был не переход к экономическим методам управления, а лишь некоторое ограничение администрирования. В условиях государственной собственности на средства производства и монополии производителей оно привело лишь к росту цен и отказу от производства «невыгодной» продукции.

Правительство решало проблему денежного оборота самым простым путем - путем печатания новых денег. Попытки насытить рынок за счет развития кооперативного движения и индивидуальной трудовой деятельности потерпели неудачу. Кооперативы стали придатком административной системы, вросли в нее.

Предприятия, стремясь избавиться от денег, начали вкладывать их в любые виды ресурсов. Во взаимоотношениях друг с другом предприятия стали переходить к безденежному товарообороту, отказывались от госзаказа. Все большее развитие стали получать бартерные сделки. Сверхплановую продукцию продавали не внутри страны, а стремились по любой цене отправить за рубеж.

Рост цен, вызванный инфляцией, привел к тому, что колхозы и совхозы стали отказываться продавать государству продукцию и искать пути непосредственного натурального обмена с предприятиями. При рекордных урожаях стал ощущаться недостаток продовольствия. Становилось ясно, что надо идти к рыночной экономике, но неизвестно, каким путем и в какие сроки, какими методами реализовывать закон стоимости и создавать рынок.

На состоявшемся в конце октября 1991 г. V Съезде народных депутатов Б. Ельцин заявил, что настал момент для перехода к решительному реформированию экономики. План сводился к либерализации цен, ускоренной приватизации, земельной реформе с введением права купли-продажи земли, реформированию банковской системы. Чтобы несколько смягчить положение населения, которому предстояло выдержать резкое повышение цен, предусматривались некоторые меры социальной защиты.

Вместе с тем рост цен с января 1992 г. превзошел все ожидания. Вместо увеличения их в 3-5 раз в течение одного года цены подскочили в 36 раз! Рост заработной платы и социальных выплат не успевал компенсировать снижение покупательной способности населения.

В тяжелом положении находилось не только производство, но и наука, системы здравоохранения и образования. Закрылись многие НИИ, лаборатории, резко ухудшилось материальное положение ученых и преподавателей, что стало основной причиной их оттока в коммерцию или за границу.

После начала радикальных преобразований в российском обществе произошли резкие подвижки социальной структуры. По данным Российской Академии наук к концу 1993 г. слой богатых в стране составил 3-5 %, среднеобеспеченных - 13-15 %, бедных - 40 %, живших за чертой бедности - 40 %. Реформы разворачивались без соответствующей законодательной базы. указ «О свободе торговли», предоставлял права каждому, кто собирался заняться предпринимательством в сфере торговли. Скрытая безработица, простои предприятий, с одной стороны, примитивная торгово-посредническая деятельность, с другой - вели к резкому расслоению общества и как следствие к росту социальной напряженности.

В 1993-1996 гг. социально-экономическая ситуация в России оставалась сложной и напряженной. Продолжался спад промышленного производства. Высокой была инфляция, сопровождавшаяся быстрым ростом цен. Для большинства россиян, не имевших навыков жизни в условиях экономических и политических свобод, качество жизни почти во всех компонентах ухудшилось. Увеличилась доля людей работающих в условиях, не отвечающих санитарно-гигиеническим требованиям. Уровень преступности за это же время вырос в полтора раза. Произошло резкое расслоение населения по уровню достатка.

Приватизация должна была покончить с монополией государства в сфере производства, заинтересовать производителей в результатах своего труда, сделать каждого в той или иной степени собственником. Долгие дискуссии о путях приватизации завершились принятием схемы, по которой на руки гражданам выдавались приватизационные чеки. Каждый гражданин через чеки становился как бы совладельцем всего государственного имущества, получал свою долю. Всего было роздано 146 млн. чеков. Гражданам предложили выбирать для себя схему реализации чека: использовать его при закрытой подписке на акции предприятия, участвовать в чековом аукционе, купить акции чекового инвестиционного фонда (ЧИФ), либо продать.

На практике приватизационные чеки, оказались втянуты в спекулятивный оборот. Многие граждане продавали свои чеки сомнительным коммерсантам или отдавали их в ЧИФ, рассчитывая на получение в будущем дивидендов. Реальная стоимость чеков быстро падала, а население спешило от них избавиться, так как были установлены довольно жесткие сроки их реализации. В результате приватизационные чеки аккумулировались в руках спекулянтов, в значительной мере у администрации предприятий, чиновников, создавших побочные коммерческие структуры, которые специально занимались сбором приватизационных чеков у населения и работников предприятий.

К 1995 г. в России были заложены основы рыночной экономики. Либерализация цен, первичная приватизация госсобственности, формирование типично рыночных институтов, таких как фондовый рынок, валютная биржа, создание двухуровневой банковской системы - все это казалось серьезной заявкой на последовательные реформы. Однако в стране продолжался спад производства, сохранялась высокая инфляция и значительный дефицит бюджета, а перераспределение собственности приобрело ярко выраженный криминальный оттенок и практически не затронуло основную массу населения. В 1995 г. главным врагом стабилизации и экономического роста была объявлена инфляция, в целях борьбы с которой было принято решение о переходе от эмиссионных способов балансировки государственного бюджета к заимствованиям внутренним и внешним; началось ужесточение денежно-кредитной политики. Экономические реформы осуществлялись на фоне хронического конфликта исполнительной и законодательной ветвей власти.