Криминальный талант. За что расстреляли Яна Рокотова, советского «гения бизнеса»

Казнь Рокотова, Файбышенко и Яковлева

Казнь Рокотова, Файбышенко и Яковлева


Людям, не жившим в Советском Союзе длительное время, возможно, будет трудно понять, в чем состояла вина трех спекулянтов, приговоренных к смерти в июле 1961 года. В дни, когда обменять рубли на валюту и обратно стало возможным чуть ли не на каждой улице, нелегко уяснить саму суть проблемы. Однако напомним, что для того, чтобы в России появилась возможность купить без очереди и карточек буханку хлеба и кусок колбасы, потребовались путч, анархия, смена политического строя и развал величайшей державы. Словно предчувствуя подобные катаклизмы, правящая верхушка СССР для того, чтобы удержаться у власти, на протяжении всех 70 лет своего господства беспощадно и гласно карала своих политических противников.

Идеологическая пропаганда Советского Союза тщательно навязывала мировому сообществу мнение о том, что советские люди - носители коммунистической морали - это поголовно высоконравственные бессребреники, готовые пойти в огонь и в воду ради идеалов коммунизма. И народ сам настолько свято уверовал в эго, что судебный процесс, состоявшийся летом 1961 года, буквально ошеломил все общество. Поразил он и многих западных политиков - ведь случившееся происходило в самый разгар «хрущевской оттепели».

Эта история началась в марте 1959 года. Во время встречи Анастаса Микояна с американским экономистом Виктором Перло американец пожаловался, что его повсюду донимают какие-то люди, предлагающие ему продать валюту. Затем во время встречи публициста Альберта Кана с партийным идеологом Сусловым иностранец заметил, что в социалистической стране безнаказанно промышляют спекулянты валютой. Это были удары в больное место. Суслов обвинил руководство МВД в том, что оно не справляется с поставленной задачей, и потребовал борьбу с контрабандой и нарушением валютных операций передать в ведение КГБ. Он лучше других понимал, какую опасность для советской идеологии таят прелести западного образа жизни и контакты с иностранцами. Партийная верхушка всполошилась, и уже в мае Верховный Совет СССР принял указ о передаче всех дел такого рода в ведение Комитета госбезопасности.

Специалисты по шпионажу и диверсиям энергично взялись за дело. Конечно, на Лубянке знали кое-что о жизни «валютчиков». Но этого было недостаточно. Основные фигуры пока оставались в тени.

Главной задачей, поставленной перед КГБ, было определить каналы валютного «черного рынка», выявить его «королей» и нанести смертельный удар. Сердцем «черного рынка» была «плешка» (улица Горького - от Пушкинской площади до отелей «Националь» и «Москва»). Еженощно, невзирая на погоду, валютчики выходили на «охоту» в поисках потенциальных продавцов валюты - иностранцев. «Охотников» в народе прозвали «фарцовщиками» (производное от «форселыцик», что в свою очередь произошло от вопроса, задаваемого иностранцу: «Have you anything for sale?»). Однако это не было просто беспорядочное скопление спекулянтов. Валюту в Советском Союзе невозможно было просто так купить и продать. Существовала целая система перекупки. «Бегунки» или «рысаки» являли собой «первые руки», они скупали валюту на «плешке», на центральных площадях, в универматх, гостиницах и на выставках. Собранный улов они продавали своим «шефам». Те, в свою очередь, продавали валюту «купцам».

«Купцы» были тщательно законспирированы. Знало их очень небольшое число людей, да и то под кличками. Сами они, боясь засветиться, в контакты с иностранцами старались не вступать. Правда, иногда все же «купцы» и иностранные контрабандисты отыскивали друг друга и заключали своего рода соглашения о сотрудничестве. В дальнейшем они поддерживали связь через посредников.

Из 2570 задержанных в 1959 и в начале 1960 года контрабандистов, которые пытались тайно провезти товары через границу, 1680 (65 %) были гражданами других стран. Несмотря на категорический запрет такого рода деятельности в Советском Союзе, жажда наживы была сильнее. Под видом туристов и коммерсантов в СССР проникали профессиональные контрабандисты, поддерживавшие тесные контакты с московскими и ленинградскими «купцами». Большими партиями они сбывали им валюту, золотые часы, драгоценности.

Из Польши поступали золотые монеты царской чеканки, которые высоко ценились на «рынке». Золото считалось едва ли не самым ходовым товаром. Цеховики, завмаги и прочие советские «теневики» считали, что вкладывать средства в золото - надежнее всего. Московские «купцы» изобретали всевозможные способы доставки «золотых» в Союз. Большое распространение получило использование в этих целях арабских офицеров, которые учились в СССР. Два раза в год им предоставляли отпуск. Арабы по дешевке покупали в Швейцарии червонцы и нелегально доставляли их в Союз. Через границу они провозили их в специальных потайных поясах, в каждом из которых можно было спрятать до 500 монет.

Не менее распространенным видом контрабанды были посылки и ценные бандероли. В тюбики зубной пасты, например, закладывались золотые монеты, валюта. В 1959 году было перехвачено 209 таких посылок. В первом полугодии 1960 - уже 1131.

Довольно скоро КГБ установил имена «рыцарей мелкой наживы», именно они (их называли еще и «королями») были негласными хозяевами «черного рынка». Действуя с большим размахом, они обладали крепкой хваткой, однако не представляли, что на них обрушилась вся мощь советского ведомства шпионажа и контршпионажа. Основными фигурами на «черном рынке» были Ян Рокотов по кличке Ян Косой, Владислав Файбышенко (кличка Владик) и Дмитрий Яковлев (Дим Димыч). Рассказывая о подвигах главных героев статьи, авторы хотят подчеркнуть, что лично у них эти герои не вызывают ни малейших симпатий. Изумляет лишь несоразмерность совершенных ими «преступлений» и последовавшего затем наказания.

Рокотов начал заниматься коммерцией еще со школьной скамьи, спекулируя фототоварами. Затем (он окончил только 7 классов и учиться дальше не стал) начал расширять ассортимент, постепенно поднялся и перестал заниматься скупкой товаров, предпочитая наиболее ценный из всех видов товара - деньги. Рокотов не делал этого лично, одним из первых он стал привлекать к делу молодых людей, искавших легкий заработок («бегунков»). Сам же предпочитал оставаться в тени. Жил он на широкую ногу, воистину, как король: спал до полудня, затем вызывал такси и ехал обедать в один из ресторанов, потом толкался на «плешке». Вечер завершался ужином в первоклассном ресторане. Он часто менял любовниц, кутил. При этом по отношению к близким людям был безразличен и чрезмерно скуп. Когда его отец лежал в больнице после ампутации обеих ног, он ни разу не навестил его, дабы не вводить себя в «излишние расходы».

Он нигде не работал, и, разумеется, в те времена такой образ жизни не мог не вызвать пристального внимания органов внутренних дел. Но безнаказанность Рокотова во многом объяснялась тем, что он был агентом БХСС. Но вел он двойную игру. В своих донесениях Ян Косой подробно рассказывал о том, что «видел» на «черном рынке». При этом главными преступниками он выставлял людей, замешанных в незначительных сделках. «Сдавал» он милиции и своих «бегунков». Все были довольны - милиция регулярно отчитывалась об очередных поимках спекулянтов, валютчик же был спокоен за свой бизнес.

За долгие годы спекуляции Яну удалось сколотить огромное состояние. Но валюту и золотые монеты, составлявшие основу его капитала (значительная часть состояния постоянно «крутилась»), он никогда не держал при себе, а хранил их в специальном американском чемодане с искусно вмонтированной системой сложных замков. Саквояж постоянно «блуждал» по квартирам его приятелей и любовниц. Иногда он сдавал его в камеру хранения на вокзале.

Рокотов оказался довольно внимательным человеком. Однажды, решив проверить, не слушают ли его домашний телефон, он поздней ночью позвонил одному из приятелей и сказал, что хочет передать ему на хранение чемодан, которым «очень дорожит». К тому моменту агенты КГБ уже знали, что свой капитал он хранит в кейсе. Напасть же на его след никак не могли.

Агенты испытали адские мучения. С одной стороны, существовала опасность того, что это всего лишь трюк, пустышка. Но с другой - соблазн завладеть чемоданом был огромен. Времени на раздумья у них не оставалось.

Ночью Рокотов встретился с приятелем, передал кейс. Вскоре под благовидным предлогом его приятель был задержан. В чемодане лежали… мочалка и кусок банного мыла.

Рокотов мгновенно затаился. Даже одного из арабских офицеров, сделка с которым сулила ему полумиллионную прибыль, он переадресовал своей сообщнице. С поличным они были задержаны.

Ян Косой временно прекратил валютные махинации. Но его деятельная натура требовала работы.

И вскоре группа наружного наблюдения зафиксировала появление Яна Косого с объемистым чемоданом в руке в ресторане Ленинградского вокзала. Пока Рокотов сидел в ресторане, бригаду «наружки» полностью обновили. Теперь за ним присматривали две молодые женщины. (Позже на допросе он показал, что это-то и сбило его с толку.)

Поужинав, Рокотов, стремясь раствориться в потоке пассажиров, нырнул в камеру хранения. Пользуясь рецептом своего литературного прототипа (Корейко), он сдал чемодан и пошел домой, петляя по улицам.

Трудно понять, чего в этом поступке было больше - хитроумия или идиотизма. Разумеется, Яну надо было где-то хранить свое добро, и поскольку государственным облигациям доверять он не мог, в банк деньги положить - тем более, необходимо было найти для золота какое-то хранилище. Но таскать деньги по квартирам в чемодане? Доверять государственной камере хранения, где его моментально изъяли, не предъявив даже санкции прокурора? Тем более только что едва не попавшись на операции с пустым чемоданом? Объяснение этому поступку может быть только одно. Ян чувствовал, что находится под колпаком, знал, что телефон его прослушивается, что квартира его вот-вот может быть обыскана, времени закапывать или прятать деньги у него не оставалось. Скорее всего, случившееся было актом отчаяния - Ян пытался просто избавиться от денег.

Оперативники мигом вскрыли хитроумные замки и открыли кейс. Там находились валюта, золотые монеты, крупная сумма советских рублей. Решено было оаавить в камере хранения засаду.

Прошло несколько дней. Ян Рокотов успокоился и вновь приехал на Комсомольскую площадь. Жадность взяла верх над благоразумием. На этот раз он разработал «хитроумный» план изъятия собственных капиталов. Впрочем, нам сдается, знай он, что ему противостоит весь мощнейший технический и человеческий потенциал Лубянки, он просто явился бы с повинной в ближайшее отделение милиции.

Он пообедал в привокзальном ресторане, стараясь определить, нет ли за ним «хвоста». Затем на электричке отправился в сторону Загорска. Но на станции Пушкино перед самым отправлением поезда он раздвинул локтями закрывающиеся двери и выскочил на платформу. С величайшими предосторожностями окружным путем, через Мытищи и ВДНХ Ян вернулся на вокзал и убедился, что слежки за ним нет. Ее и в самом деле сняли, опасаясь, что Рокотов не придет за чемоданом. Он вошел в камеру хранения и огляделся. Там было несколько человек, которые не вызвали у него подозрений.

Подошла его очередь. Старик-приемщик взял у Рокотова квитанцию и направился искать багаж.

Неожиданно у стойки возник мужчина с двумя парами новых лыж. «Можно у вас лыжи оставить до вечера?» - спросил он у приемщика.

«Подождите, я занят», - ответил старик и протянул Рокотову чемодан. Ян Косой взял чемодан и почувствовал, как его левую руку заломил за спину обладатель лыж. На правую ловко навалился парень, только что мило разговаривавший с молодой девушкой.

«Это не мой чемодан! Ты что, дед, ослеп! У меня черный был», - закричал Рокотов. «Перестаньте ломать комедию, Ян Тимофеевич», - раздался голос сотрудника, дежурившего в камере много дней.

В отчаянии Рокотов начал сползать на колени. Его подхватили. «Боже, какой я кретин», - застонал он. От волнения «купец» даже прокусил себе пальцы. Тем временем следственная группа вплотную подошла к аресту еще одного «короля» черного рынка - 24-летнего Владислава Файбышенко. Он хоть и был самым молодым среди московских «купцов», но не уступал им ни в хватке, ни в масштабах, а нередко даже превосходил. Слежка за Файбышенко показала, что сфера его деятельности ограничивается, как правило, одной только «плешкой». К охоте за иностранцами он также привлекал «бегунков», но делал это не так широко, как Рокотов.

Третий «король», Яковлев, имел университетское образование, учился в аспирантуре Института народного хозяйства им Плеханова. Ему сулили большое будущее, однако он выбрал иной путь. В 1958 году он начал активно подвизаться в валютном бизнесе. Стал ключевой фигурой на «черном рынке». Прикрывать свои проделки ему помогала связь с милицией. С начала 1959 года он являлся тайным осведомителем БХСС. К тому моменту, когда этот «купец», пользовавшийся широкой известностью среди контрабандистов Риги, Львова и Ленинграда, оказался на скамье подсудимых, ему исполнилось 33 года.

Вскоре и Файбышенко был задержан с поличным. При нем оказалось 148 золотых английских фунтов и большая сумма рублей.

При повторном обыске комнаты, которую он арендовал, агенты нашли тайник. В одной из ножек платяного шкафа было спрятано валюты почти на полмиллиона рублей. По мере того, как росло число улик, Файбышенко стал понимать, что путь к отступлению отрезан, и начал давать показания.

Вскоре Рокотов и Файбышенко предстали перед Мосгорсудом. Суд назначил им максимальное наказание - по 8 лет лишения свободы.

Через некоторое время был задержан и Яковлев. Отреагировал на свой арест он очень спокойно. Сразу же сознался во всем и сообщил ряд ценных сведений о каналах контрабанды. Подробно поведал закулисную историю «черного рынка». Раскрыл неизвестные до того приемы контрабандистов и валютчиков. В конце 1960 года глава советского государства Н. С. Хрущев был с визитом в Западном Берлине. Во время встречи с местными властями он упрекнул их в том, что «город превратился в грязное болото спекуляции». В ответ кто-то ему ответил, что «такой черной биржи, как ваша московская, нигде в мире нет!». По возвращении домой Хрущев потребовал от КГБ справку о том, как ведется борьба с валютчиками и контрабандистами.

Узнав о том, что осужденных валютчиков ждет всего лишь восемь лет лишения свободы, генсек пришел в ярость.

Незадолго до этого Указом Президиума Верховного Совета СССР срок наказания за незаконные валютные операции был увеличен до 15 лет. Но поскольку Указ приняли уже после ареста «королей», такая мера могла быть применена к ним лишь при условии, что закону будет придана «обратная сила». Несмотря на то, что Хрущеву пытались объяснить, что это противоречит общепринятой юридической практике, он ничего не желал слушать «Обожглись на молоке, теперь на воду дуете, - раздраженно кричал генсек. - Высокая кара за содеянное должна образумить, устрашить других. Иначе это зло приобретет угрожающие государственные размеры».

Спустя несколько дней состоялся Пленум ЦК КПСС. В своем заключительном слове Хрущев заговорил о деле валютчиков как о примере «несовершенства» советского законодательства. Требуя вести жесткую борьбу с «черным рынком», он ссылался на письмо рабочих ленинградского завода «Металлист», выражавших возмущение мягким сроком. Рабочие требовали «решительно покончить с чуждыми обществу тенденциями». «Вот что думает рабочий класс об этих выродках!» - воскликнул Хрущев. И подверг резкой критике Генерального прокурора Р. А. Руденко за «бездействие».

«Не думайте, что ваша должность пожизненна, - пригрозил он прокурору. Потом перекинулся на председателя Верховного суда СССР А. И. Горкина и открыто заявил: - Да за такие приговоры самих судей судить надо!»

В аппарате ЦК КПСС была спешно подготовлена записка в Политбюро, где обосновывалось изменение статей Уголовного кодекса вплоть до смертной казни за незаконные валютные операции.

1 июля 1961 года председатель Президиума ВС СССР Л. И. Брежнев подписал Указ «Об усилении уголовной ответственности за нарушение правил о валютных операциях». Генпрокурор Руденко моментально подал протест на «мягкость» приговора, вынесенного Мосгорсудом Рокотову и Файбышенко. Дело принял к рассмотрению Верховный суд РСФСР.

Заседание длилось два дня. Журналистов пришло так много, что всех их даже не удалось разместить в зале. Судьи отлично справились с установкой. Рокотов и Файбышенко были приговорены к расстрелу.

Вслед за ними высшую меру наказания получил и Яковлев. Эта мера вызвала протесты даже среди следователей. Во-первых, тот признал себя виновным. Во-вторых, сообщил множество ценных сведений и тем помог органам. Кроме того, Яковлев был сильно болен и страдал туберкулезом легких.

Но прокуратура оказалась на редкость принципиальной, и Яковлев был расстрелян. Эти беспрецедентные процессы широко освещались в печати, обсуждались на предприятиях и в парторганизациях. Советские люди должны были знать, что советская власть не позволит всяким «отщепенцам» и «тунеядцам» жировать на шее трудового народа.

И простые советские люди гневно выступали на митингах, делая вид, что не знают о райкомовских спецраспределителях продуктов и цековских санаториях. Еще тридцать лет икра, копченая колбаса и заграничные курорты оставались прерогативой партийной и хозяйственной верхушки. И несмотря на то, что в СССР и позже происходили «расстрельные» процессы по делу «Елисеевского» магазина, и по делу «икра-килька», и по узбекским делам, процесс Рокотова-Файбышенко-Яковлева явился знаменательным в своем роде. У советской власти обнаружилась раковая опухоль в виде стремления людей жить лучше, и эта опухоль в конце концов свела власть в могилу.

Судебный процесс, состоявшийся летом 1961 года, буквально ошеломил все общество. Поразил он и многих западных политиков, ведь случившееся происходило в самый разгар «хрущевской оттепели».

Эта история началась в марте 1959 года. Во время встречи Анастаса Микояна с американским экономистом Виктором Перло американец пожаловался, что его повсюду донимают какие-то люди, предлагающие ему продать валюту. Затем во время встречи публициста Альберта Кана с партийным идеологом Сусловым иностранец заметил, что в социалистической стране безнаказанно промышляют спекулянты валютой.

Суслов обвинил руководство МВД в том, что оно не справляется с поставленной задачей, и потребовал борьбу с контрабандой и нарушением валютных операций передать в ведение КГБ. Он лучше других понимал, какую опасность для советской идеологии таят прелести западного образа жизни и контакты с иностранцами.

Партийная верхушка всполошилась, и уже в мае Верховный Совет СССР принял указ о передаче всех дел такого рода в ведение Комитета госбезопасности.

Главной задачей, поставленной перед КГБ, было определить каналы валютного «черного рынка», выявить его «королей» и нанести смертельный удар.

Сердцем «черного рынка» была «плешка» (улица Горького - от Пушкинской площади до отелей «Националь» и «Москва»). Еженощно, невзирая на погоду, валютчики выходили на «охоту» в поисках потенциальных продавцов валюты - иностранцев.

«Охотников» в народе прозвали фарцовщиками (производное от «форселыцик», что, в свою очередь произошло от вопроса, задаваемого иностранцу: «Have you anything for sale?» - «Имеете что-нибудь на продажу?».

Валюту в Советском Союзе невозможно было просто так купить и продать. Существовала целая система перекупки. «Бегунки» или «рысаки» являли собой «первые руки», они скупали валюту на «плешке», на центральных площадях, в универмагах, гостиницах и на выставках. Собранный улов они продавали своим «шефам». Те, в свою очередь, продавали валюту «купцам».

«Купцы» были тщательно законспирированы. Знало их очень небольшое число людей, да и то под кличками. Сами они, боясь засветиться, в контакты с иностранцами старались не вступать.

Правда, иногда все же «купцы» и иностранные контрабандисты отыскивали друг друга и заключали своего рода соглашения о сотрудничестве. В дальнейшем они поддерживали связь через посредников.

Из 2570 задержанных в 1959-м и в начале 1960 года контрабандистов, которые пытались тайно провезти товары через границу, 1680 (65 %) были гражданами других стран. Несмотря на категорический запрет такого рода деятельности в Советском Союзе, жажда наживы была сильнее. Под видом туристов и коммерсантов в СССР проникали профессиональные контрабандисты, поддерживавшие тесные контакты с московскими и ленинградскими «купцами». Большими партиями они сбывали им валюту, золотые часы, драгоценности.

В 1959 году было перехвачено 209 таких посылок. В первом полугодии 1960-го - уже 1131.

Довольно скоро КГБ установил имена «рыцарей мелкой наживы», именно они (их называли еще и «королями») были негласными хозяевами «черного рынка». Действуя с большим размахом, они обладали крепкой хваткой, однако не представляли, что на них обрушилась вся мощь советского ведомства шпионажа и контршпионажа.

Основными фигурами на «черном рынке» были Ян Рокотов, по кличке Ян Косой, Владислав Файбышенко (кличка Владик) и Дмитрий Яковлев (Дим Димыч).

Рокотов начал заниматься коммерцией еще со школьной скамьи, спекулируя фототоварами. Затем (он окончил только 7 классов и учиться дальше не стал) начал расширять ассортимент, постепенно поднялся и перестал заниматься скупкой товаров, предпочитая наиболее ценный из всех видов товара - деньги. Рокотов не делал этого лично, одним из первых он стал привлекать к делу молодых людей, искавших легкий заработок («бегунков»).

Жил он на широкую ногу, воистину как король: спал до полудня, затем вызывал такси и ехал обедать в один из ресторанов, потом толкался на «плешке». Вечер завершался ужином в первоклассном ресторане. Он часто менял любовниц, кутил. При этом по отношению к близким людям был безразличен и чрезмерно скуп. Когда его отец лежал в больнице после ампутации обеих ног, он ни разу не навестил его, дабы не вводить себя в «излишние расходы».

Он нигде не работал, и, разумеется, в те времена такой образ жизни не мог не вызвать пристального внимания органов внутренних дел. Но безнаказанность Рокотова во многом объяснялась тем, что он был агентом БХСС. Но вел он двойную игру. В своих донесениях Ян Косой подробно рассказывал о том, что «видел» на «черном рынке». При этом главными преступниками он выставлял людей, замешанных в незначительных сделках. «Сдавал» он милиции и своих «бегунков». Все были довольны - милиция регулярно отчитывалась об очередных поимках спекулянтов, валютчик же был спокоен за свой бизнес.

За долгие годы спекуляции Яну удалось сколотить огромное состояние. Но валюты и золотых монет, составлявших основу его капитала (значительная часть состояния постоянно «крутилась»), он никогда не держал при себе, а хранил их в специальном американском чемодане с искусно вмонтированной системой сложных замков.

Заподозрив, что за ним следят, Ян Косой временно прекратил валютные махинации. Но его деятельная натура требовала работы.

И вскоре группа наружного наблюдения зафиксировала появление Яна Косого с объемистым чемоданом в руке в ресторане Ленинградского вокзала. Пока Рокотов сидел в ресторане, бригаду «наружки» полностью обновили. Теперь за ним присматривали две молодые женщины.

Поужинав, Рокотов, стремясь раствориться в потоке пассажиров, нырнул в камеру хранения. Объяснение этому поступку может быть только одно: Ян чувствовал, что находится «под колпаком», знал, что телефон его прослушивается, что квартира его вот-вот может быть обыскана, времени закапывать или прятать деньги у него не оставалось. Скорее всего, случившееся было актом отчаяния - Ян пытался просто избавиться от денег.

Оперативники мигом вскрыли хитроумные замки и открыли чемодан. Там находились валюта, золотые монеты, крупная сумма советских рублей. Решено было оставить в камере хранения засаду.

Прошло несколько дней. Ян Рокотов успокоился и вновь приехал на Комсомольскую площадь. Жадность взяла верх над благоразумием. На этот раз он разработал «хитроумный» план изъятия собственных капиталов.

Он пообедал в привокзальном ресторане, стараясь определить, нет ли за ним «хвоста». Затем на электричке отправился в сторону Загорска. Но на станции Пушкино перед самым отправлением поезда он раздвинул локтями закрывающиеся двери и выскочил на платформу. С величайшими предосторожностями, окружным путем, через Мытищи и ВДНХ Ян вернулся на вокзал и убедился, что слежки за ним нет. Ее и в самом деле сняли, опасаясь, что Рокотов не придет за чемоданом. Он вошел в камеру хранения и огляделся. Там были несколько человек, которые не вызвали у него подозрений.

Подошла его очередь. Старик приемщик взял у Рокотова квитанцию и направился искать багаж.

Неожиданно у стойки возник мужчина с двумя парами новых лыж. «Можно у вас лыжи оставить до вечера?» - спросил он у приемщика.

«Подождите, я занят», - ответил старик и протянул Рокотову чемодан. Ян Косой взял чемодан и почувствовал, как его левую руку заломил за спину обладатель лыж. На правую ловко навалился парень, только что мило разговаривавший с молодой девушкой.

«Это не мой чемодан! Ты что, дед, ослеп! У меня черный был», - закричал Рокотов.

«Перестаньте ломать комедию, Ян Тимофеевич», - раздался голое сотрудника, дежурившего в камере много дней.

В отчаянии Рокотов начал сползать на колени. Его подхватили. «Боже, какой я кретин», - застонал он. От волнения «купец» даже прокусил себе пальцы.

Тем временем следственная группа вплотную подошла к аресту еще одного «короля» «черного рынка» - Владислава Файбышенко. Он хоть и был самым молодым среди московских «купцов», но не уступал им ни в хватке, ни в масштабах. Слежка за Файбышенко показала, что сфера его деятельности ограничивается, как правило, одной только «плешкой». К охоте за иностранцами он также привлекал «бегунков». Третий «король», Яковлев, имел университетское образование, учился в аспирантуре Института народного хозяйства им. Плеханова. С 1958 года он стал ключевой фигурой на «черном рынке». Прикрывать свои проделки ему помогала связь с милицией. С начала 1959 года он являлся тайным осведомителем БХСС.

Вскоре и Файбышенко был задержан с поличным. При нем оказались 148 золотых английских фунтов и большая сумма рублей.

При повторном обыске комнаты, которую он арендовал, в одной из ножек платяного шкафа было найдено валюты почти на полмиллиона рублей.

Файбышенко стал понимать, что путь к отступлению отрезан, и начал давать показания.

Вскоре Рокотов и Файбышенко предстали перед Мосгорсудом. Суд назначил им максимальное наказание - по 8 лет лишения свободы.

Через некоторое время был задержан и Яковлев. Отреагировал на свой арест он очень спокойно. Сразу же сознался во всем и сообщил ряд ценных сведений о каналах контрабанды. Подробно поведал закулисную историю «черного рынка».

Узнав о том, что осужденных валютчиков ждет всего лишь восемь лет лишения свободы, генсек пришел в ярость.

Незадолго до этого Указом Президиума Верховного Совета СССР срок наказания за незаконные валютные операции был увеличен до 15 лет. Но поскольку Указ приняли уже после ареста «королей», такая мера могла быть применена к ним лишь при условии, что закону будет придана «обратная сила». Несмотря на то что Хрущеву пытались объяснить, что это противоречит общепринятой юридической практике, он ничего не желал слушать.

На Пленуме ЦК КПСС в своем заключительном слове Хрущев заговорил о деле валютчиков как о примере «несовершенства» советского законодательства. Требуя вести жесткую борьбу с «черным рынком», он ссылался на письмо рабочих ленинградского завода «Металлист», выражавших возмущение мягким сроком. Рабочие требовали «решительно покончить с чуждыми обществу тенденциями». «Вот что думает рабочий класс об этих выродках!» - воскликнул Хрущев. И подверг резкой критике Генерального прокурора Р.А. Руденко за «бездействие».

В аппарате ЦК КПСС была спешно подготовлена записка в Политбюро, где обосновывалось изменение статей Уголовного кодекса вплоть до смертной казни за незаконные валютные операции.

1 июля 1961 года Председатель Президиума ВС СССР Л.И. Брежнев подписал Указ «Об усилении уголовной ответственности за нарушение правил о валютных операциях». Генпрокурор Руденко моментально подал протест на «мягкость» приговора, вынесенного Мосгорсудом Рокотову и Файбышенко. Дело принял к рассмотрению Верховный суд РСФСР.

Заседание длилось два дня. Рокотов и Файбышенко были приговорены к казни через расстрел.

Вслед за ними высшую меру наказания получил и Яковлев. Эта мера вызвала протесты даже среди следователей. Во-первых, тот признал себя виновным. Во-вторых, сообщил множество ценных сведений и тем помог органам. Кроме того, Яковлев был сильно болен и страдал туберкулезом легких.

Но прокуратура оказалась на редкость принципиальной, и Яковлев был расстрелян.

Эти беспрецедентные процессы широко освещались в печати, обсуждались на предприятиях и в парторганизациях.

В столичных городах, куда наезжали иностранцы, в 60-х уже сформировался теневой валютный рынок. Поскольку руководители государства, как обычно в России, «страшно далеки были от народа», то узнавали многие вещи о своей стране от иностранцев. Сначала весной 1959 года А.И. Микояну пожаловался американский экономист Виктор Перло, что к нему на московских улицах пристают какие-то темные личности, предлагающие продать валюту. Потом другой иностранец, публицист Альберт Кан, высказал свое недовольство партидеологу Суслову. «Как же так, в социалистической стране безнаказанно промышляют валютчики - спекулянты».

Валютчики-спекулянты в социалистическую идеологию действительно не вписывались и портили имидж Страны Советов. А потому Суслов устроил разгон руководству МВД, что оно не может справиться с валютчиками, и поручил КГБ показать пример братьям меньшим. В системе КГБ СССР была создана Служба по борьбе с контрабандой и незаконными валютными операциями, а ее первым начальником назначен Сергей Михайлович Федосеев.

Он очень интересно описывал ситуацию по борьбе с незаконными валютными операциями в то время:
«Думаю, нелишним будет рассказать, что представлял из себя этот самый «черный рынок».
Его сердцем была улица Горького - от Пушкинской площади до отелей «Националь» и «Москва» (на жаргоне - «плешка»). Каждый день, в дождь и в мороз, валютчики выходили на «плешку» в поисках потенциальных продавцов-иностранцев. Охота шла преимущественно ночью.
Не подумайте, что это было просто беспорядочное скопление фарцовщиков. Существовала жесткая иерархическая лестница. Основная группа - «бегунки» и «рысаки» - скупали валюту на «плешке», на центральных площадях, в универмагах, гостиницах и на выставках. Собранный улов они передавали «шефам». Те, в свою очередь, «купцам».
«Купцы» были тщательно законспирированы. Знало их ограниченное число людей, да и то под кличками. Сами они в контакты с иностранцами старались не вступать. Боялись засветиться.

Правда, по агентурным сообщениям мы знали, что главные силы «черногорынка» - «купцы» и иностранные контрабандисты - нередко находили друг друга и заключали своеобразные договора о сотрудничестве. В дальнейшем они поддерживали связь через посредников.
Основными поставщиками валюты были именно иностранцы. Из общего числа задержанных в 1959-м и в начале 1960 года контрабандистов, которые пытались тайно провезти товары через границу, 65% составляли граждане других стран. (Соответственно, 1680 из 2570.)
Под видом туристов и коммерсантов в СССР проникали профессиональные контрабандисты, поддерживающие тесные контакты с московскими и ленинградскими «купцами».

Большими партиями они сбывали им валюту, золотые часы, драгоценности.
Активно использовались каналы связи с соседними государствами. Из Польши, например, поступали золотые монеты царской чеканки, которые высоко ценились на «рынке».
Золотые монеты были едва ли не самым ходовым товаром. «Теневики» и прочие «акулы» считали, что вкладывать средства в золото - надежнее всего.

Московские «купцы» расширяли пути доставки «золотых» в Союз как только могли. Большое распространение получило использование в этих целях арабских офицеров, которые учились в СССР. Два раза в год им предоставляли отпуск. Арабы по дешевке покупали в Швейцарии червонцы и нелегально доставляли в Союз.

Как правило, через границу они провозили их в специальных потайных поясах, в каждом из которых можно было спрятать до 500 монет.
(Помню, осенью 1960 г. от надежного источника мы узнали, что в СССР возвращается группа арабских военных. Известно было и то, что в Швейцарии они встречались с тамошними контрабандистами. При обыске в «Шереметьеве» у 18 офицеров было изъято более 20 килограммов золотых монет. После этого «арабский канал» значительно сбавил темп).

Уже очень скоро Службе были известны имена «королей» «черного рынка». Действовали они с большим размахом, обладали крепкой хваткой. Взять над ними верх - задача не из легких. Основными фигурами были Ян Рокотов по кличке Ян Косой, Владислав Файбишенко (он же Владик) и Дмитрий Яковлев (ДимДимыч).

Расскажу о каждом.
Рокотов. Свой путь в коммерцию он начал еще учась в школе. Спекулировал фотопринадлежностями. Затем переключился на мелкую фарцовку.
Постепенно Рокотов поднялся. Он перестал заниматься скупкой контрабанды лично, одним из первых начав привлекать «бегунков» - как правило, молодых людей, ищущих легкого заработка. Сам Рокотов предпочитал оставаться в тени.
День «короля» строился так: спал он до полудня, вызывал такси и ехал обедать в один из ресторанов, затем толкался на «плешке». Вечер завершался ужином в первоклассном ресторане. Он любил кутить, часто менял любовниц. Жил на широкую ногу.
При этом по отношению к близким людям был чрезмерно скуп и безразличен. Когда его отец лежал в больнице после ампутации обеих ног, он ни разу не навестил его, дабы не вводить себя в «излишние расходы».

Так же, как и Рокотов, 24-летний Владислав Файбишенко начал карьеру крупного валютчика с мелкой фарцовки, которой стал заниматься еще в 1957 году. Хотя Файбишен-ко был самым молодым среди московских «купцов», он не уступал им ни в хватке, ни в масштабах, а нередко даже превосходил.

Яковлев имел университетское образование, учился в аспирантуре Института народного хозяйства им. Плеханова. Он вырос в интеллигентной, обеспеченной семье. Ему сулили большое будущее, однако этот импозантный мужчина с хорошими манерами выбрал иной путь. В 1958 году он начал активно подвизаться в валютном бизнесе».

«Валютные короли» действовали очень осторожно. Рокотов как зеницу ока берег чемодан, в котором хранил валютные ценности. Он постоянно перепрятывал его на квартирахи в камерах хранения. Ян Косой слежку чувствовал за версту. Поэтому выследить, когда и куда он пойдет за своим заветным чемоданом, было очень сложной задачей. Но оперативники КГБ с ней справились блестяще. Сергей Михайлович Федосеев о задержании Рокотова рассказывал так:
«Прошло несколько дней. Рокотов вновь приехал на Комсомольскую площадь, пообедал в ресторане Ярославского вокзала. Сел в пустой вагон электрички и отправился в сторону Загорска. Но на станции Пушкино перед самым отправлением поезда он раздвинул локтями закрывающиеся двери и выскочил на платформу. С величайшими предосторожностями Ян Косой вернулся на вокзал (через Мытищи, ВДНХ). Увидев, что слежки за ним нет - а мы действительно ее сняли, опасаясь, что Рокотов не придет за чемоданом, - он вошел в камеру хранения. Люди, находящиеся там, не вызвали у него подозрений.

Подошла его очередь. Старик-приемщик в массивных очках взял у Рокотова квитанцию и направился искать багаж.
Неожиданно у стойки возник мужчина с двумя парами новых лыж. «Можно у вас лыжи оставить до вечера?» - спросил он у приемщика.
«Подождите, я занят», - ответил старик и протянул Рокотову чемодан. В ту же секунду. Ян Косой почувствовал, как его левую руку заломил за спину обладатель лыж. На правую ловко навалился парень, только что мило разговаривавший с молодой девушкой.
Рокотов взревел. «Это не мой! Ты что, дед, ослеп?! У меня черный был», - закричал он. Но трюк не удался.
«Перестаньте ломать комедию, Ян Тимофеевич», -раздался голос сотрудника, дежурившего в камере много дней.
В отчаянии Рокотов начал сползать на колени. Его подхватили. «Боже, какой я кретин», - застонал он. От волнения «купец» даже прокусил себе пальцы».

Вскоре с поличным был задержан Файбишенко. При нем оказалось 148 золотых английских фунтов и большая сумма рублей.
А на обыске в его квартире сотрудникам КГБ удалось найти тайник в ножке платяного шкафа, где было спрятано валюты почти на полмиллиона рублей.
А потом при получении контрабандной посылки из Финляндии со спрятанной в резиновых сапогах партией женских золотых часов был задержан и Яковлев.
Всем задержанным за валютные махинации грозил максимальный срок в восемь лет лишения свободы. Но оказалось, прописанный в УК постулат, что закон не имеет обратной силы, в СССР не действует.

Обстоятельства этой истории бывший начальник Службы по борьбе с контрабандой и незаконными валютными операциями Сергей Федосеев описывал так:
«В конце I960 года тогдашний «первый» Н.С. Хрущев был с визитом в Западном Берлине. Распалясь из-за чего-то, упрекнул местные власти за то, что «город превратился в грязное болото спекуляции». В ответ кто-то из западников сказал: «Такой черной биржи, как ваша московская, нигде в мире нет!»

По возвращении домой Хрущев потребовал от КГБ справку о том, как ведется борьба с валютчиками и контрабандистами. Делать доклад поручили мне.
Председатель КГБ при СМ СССРА.Н. Шелепин всячески инструктировал меня перед встречей. «Главное, - говорил он, - не увлекайтесь, а спокойно и сжато изложите обстоятельства дела».
31 декабря я отправился в Кремль. На носу был Новый год, но настроение у менябыло далеко не праздничное. Миссия предстояла сложная.
Первую часть доклада, посвященную общим характеристикам «черного рынка», Хрущев, однако, воспринял нормально. Время от времени даже бросал оживленные реплики.

Но когда речь зашла о деле Рокотова - Файбишенко, его словно подменили.
«Какое наказание ждет их?» - спросил Первый секретарь. «Восемь лет», - ответил я.
Дело в том, что незадолго до этого Указом Президиума Верховного Совета СССР срок наказания за незаконные валютные операции был увеличен до 15 лет. Но поскольку Указ приняли уже после ареста «купцов», такая мера могла быть применена к ним лишь при условии, что закону будет придана «обратная сила». Я попытался объяснить Хрущеву, что это противоречит общепринятой юридической практике, но он меня не слушал.

«Обожглись на молоке, теперь на воду дуете, - раздраженно бросил Хрущев. - Высокая кара за содеянное должна образумить, устрашить других. Иначе это зло приобретет угрожающие государственные размеры».
Спустя несколько дней состоялся Пленум ЦК КПСС. В своем заключительном слове Первый секретарь заговорил о деле валютчиков как о примере «несовершенства» советского законодательства. Требуя повести жесткую борьбу с «черным рынком», он ссылался на письмо рабочих ленинградского завода «Металлист», выражавших возмущение мягким сроком. Рабочие требовали «решительно покончить с чуждыми обществу тенденциями».

«Вот что думает рабочий класс об этих выродках!» - воскликнул Хрущев. И подверг резкой критике Генерального прокурора Р.А. Руденко за «бездействие».
- Не думайте, что ваша должность пожизненна, - пригрозил он прокурору. Потом перекинулся на председателя Верховного Суда СССР A.M. Горкина.
Команда «фас» была дана. (Выступая на городском митинге в Алма-Ате, Хрущев заявил: «Да за такие приговоры самих судей судить надо!») В Аппарате ЦК КПСС была спешно подготовлена записка в Политбюро, где обосновывалось изменение статей Уголовного кодекса вплоть до смертной казни за незаконные валютные операции.

1 июля 1961 года председатель Президиума ВС СССР Л.И. Брежнев подписал Указ «Обусилении уголовной ответственности за нарушение правил о валютных операциях». Генпрокурор Руденко моментально подал протест на «мягкость» приговора, вынесенного Мосгорсудом Рокотову - Файбишенко. Дело принял к рассмотрению Верховный суд РСФСР.

Заседание длилось два дня. Журналистов пришло так много, что всех их даже не удалось разместить в зале. Судьи отлично справились с установкой. Рокотов и Файбишенко были приговорены к расстрелу.
Вслед за ними высшую меру наказания получил и Яковлев. Невероятно, но факт: руководство КГБ поддержало мое предложение подготовить письмо на имя Генерального прокурора с просьбой не предавать Яковлева смертной казни. Во-первых, тот признал себя виновным. Во-вторых, сообщил множество ценных сведений и тем помог органам. Кроме того, Яковлев был сильно болен. Он страдал туберкулезом легких, обострившимся под воздействием наркотиков.

Но прокуратура отклонила нашу просьбу. Яковлев был расстрелян. И тогда, и сейчас я считал и считаю, что наказание было слишком суровым. К сожалению, правосудие не посмело ослушаться воли Первого секретаря.
То, за что их поставили к стенке, через 30 лет стало считаться более чем благопристойным занятием».

А вообще 60-е годы стали, пожалуй, самыми урожайными на разоблачение крупных валютчиков.
Валютчики всегда считались особой кастой преступного мира в России. Изощренные дельцы, умные, хитрые, осторожные, подчас наглые, они занимались своим криминальным бизнесом невзирая на любые катаклизмы, происходящие в стране. Они выживали и в вихре революций, и в безжалостные годы сталинских репрессий, и в суровое военное время. Их не могла остановить ни любая тяжесть наказания, ни возможность быть поставленным к стенке, ни вероятность сгнить в лагерях. Жажда наживы и любовь к золоту превалировала в них над любой опасностью.

Наверное, есть нечто притягательное для людей от вида золота и драгоценных камней, если ради них они готовы были рисковать собственной жизнью и продавать душу дьяволу. Государство жестко защищало свою монополию над валютными операциями и с валютчиками не церемонилось. В 1962 году специальным указом была внесена поправка в Уголовный кодекс, предусматривающая высшую меру за незаконные валютные операции.

Понятно, что крупных валютчиков в стране было не так много. А потому каждое задержание их становилось событием. Основная же масса людей, попадавших в милицейские сети за куплю-продажу валютных ценностей, были новичками-любителями, сумевшими где-то своровать или добыть драгоценные металлы или камни и решившими их продать. Однако даже их не следует считать глупыми дилетантами. Начинающие валютчики тоже всячески пытались конспирироваться и осторожничали при проведении сделок. Вероятно, многие из них даже мечтали со временем превратиться в матерых валютчиков, поскольку молва приписывала тем легкое богатство и красивую жизнь. Поэтому даже любителей в этом криминальном бизнесе не следует представлять в виде легкой добычи для оперативников БХСС. Их задержание тоже требовало детальной подготовки спецопераций и обязательного изъятия валютных ценностей. В работе по линии валютных операций для сотрудников БХСС негласно бытовало правило: есть изъятие - есть уголовное дело, нет - отказной материал. Так что за каждой удачно проведенной операцией по валютчикам обязательно стояло оперативное искусство сотрудников милиции.

Евгений Сергеевич Воробьев, который на протяжении многих лет возглавлял следственный аппарат УВД Свердловской области, рассказал, что знаменитый ныне в связи с торговлей наркотиками цыганский клан Оглы был весьма известен еще 40 лет назад. Только тогда его представители слыли не наркобаронами, а крупными теневыми золотодельцами. Именно с ними связано одно из самых громких уголовных дел 60-х, расследованием которого руководил Евгений Воробьев. А история его такова.

Николай и Савелий Оглы наладили связи с Сусуманским прииском в Магаданской области. Там при съеме породы с драг похищался золотой песок, который специальные курьеры доставляли в Свердловск братьям Оглы. А те уже перепродавали его дальше в кавказские республики. Бизнес процветал и приносил его организаторам сумасшедшие по тем временам прибыли. Изобличить данную преступную группу было непросто, это удалось сделать только благодаря применению новейших научных разработок. Так, было известно, что курьеры, в основном женщины, перевозят золото в лифчиках. Одну такую даму задержали, но драгоценного металла у нее при себе не оказалось. Зато посредством лазерных исследований мельчайшие крупицы золота обнаружили у нее в чашечках лифчика. А экспертиза, проведенная пробирным надзором, дала заключение, что золото такого химического состава добывается на Сусуманском прииске.

Операция по задержанию преступников была проведена с привлечением большого количества сотрудников милиции одновременно в Магаданской, Челябинской и Свердловской областях. Несмотря на уличающие показания свидетелей, Николай и Савелий Оглы «пошли в отказ». И, что особенно плохо, золотого песка у них при обыске не нашли. Пришлось еще дважды проводить у них дома обыск. И на третий раз милиционеры, наконец, были вознаграждены за свое упорство. Им удалось обнаружить бидон и поллитровую бутылку, набитые золотым песком. Общий вес изъятого драгметалла составил 26 килограммов!

Всего же по тому делу было установлено, что преступники похитили с приисков свыше сорока килограммов драгоценного металла. Мероприятия по задержанию участников преступной группы и изъятию у них похищенного золота проводились, кроме Свердловской, Челябинской и Магаданской областей, еще в Перми, Риге, Саратове, Ереване, Сухуми, Ташкенте, Баку и других городах страны.
Не секрет, что хищения золота, изготовление «левых» ювелирных изделий и спекуляция стали источником наживы или, как сейчас принято говорить, источником финансирования для многих организованных преступных группировок.

В 1963-м одну такую интернациональную криминальную группировку численностью в полтора десятка человек взял в разработку ОБХСС УООП Свердловской области. Основу ее составляли татары, русские, чеченцы и азербайджанцы. Многие ранее уже были судимы за хищения золота, но не оставили своих занятий. Примерно половина членов преступной группировки были жителями поселка Черноисточинское, что под Нижним Тагилом. В том районе располагались золотые прииски, с которых старатели похищали драгоценный металл. Но нечестные на руку старатели являлись только первым звеном в криминальной цепочке.

Основным фигурантом разработки, а позже и уголовного дела стал ранее судимый Аглулла Хусанов, электрик Управления механизации Тагилстроя, который параллельно с основной работой в период с 1958 по 1966 год активно занимался скупкой похищенного золота у старателей. В частности, ему в ходе следствия инкриминировалась скупка 3834 граммов золотого песка, который он с немалой выгодой для себя перепродал жителям солнечного Азербайджана. Также оперативникам ОБХСС удалось «раскопать» еще один любопытный эпизод преступной деятельности Хусанова. Оказывается, он незаконно купил клад из 270 золотых монет, найденных неким Мезенцевым при рытье траншеи в Нижнем Тагиле. Монеты Аглулла также сбыл азербайджанским барыгам.

Расследованием этого уголовного дела занимались старшие следователи УООП Свердловской области Истомин и Каратаев. В ноябре 1966 года обвинительное заключение утвердил прокурор области государственный советник юстиции Н. Кдинов. Хусаинов и четверо его подельников: старатель Иван Белых, Таисья Кривенкова, продавшая 500 граммов золотого песка, похищенного ее мужем, перекупщики: азербайджанец Эмирах Векилов и чеченец Дуда Бугаев были осуждены.

О масштабах деятельности криминальных группировок, занимавшихся золотом, можно судить хотя бы на примере преступления, раскрытого в 1964 году ОБХСС УООП Свердловской области майором милиции Владимиром Кашутиным и начальником валютного отделения Иваном Морозовым.
В 1963 году в ОБХСС УООП Свердловской области поступила оперативная информация о том, что бригада старателей в составе Алексея Промышленникова, Александра Казакова, Петра Уварова и других добывает на отвалах Лениногорского полиметаллического комбината в Казахстане промышленное золото, часть которого в кассу прииска не сдает, а нелегально продает скупщикам.

В ходе разработки выяснилось, что Промышленников организовал бригаду старателей в основном из родственников, своих товарищей: Уварова, Орлова, Дубинина и других. Его люди занимались работами по добыче золота из производственных отходов предприятий цветной металлургии Свердловской, Оренбургской, Челябинской областей и ряда районов Казахстана. При этом по договоренности с членами артели, часть золота утаивалась от государства и сбывалась скупщику Исаеву, а также зубным техникам Столбову, Краеву, Порошину и другим.

По данному делу на оперативный учет было поставлено 37 человек, которых, согласно нынешней терминологии, можно назвать межрегиональной организованной преступной группой. Не случайно расследованием уголовного дела занималась Прокуратура РСФСР. И то, какую титаническую работу пришлось проделать оперативникам ОБХСС и следователям Прокуратуры для ее разоблачения, впечатляет даже сейчас. Оперативно-следственные мероприятия проводились одновременно в разных областях страны. Была проверена деятельность старателей за 13 лет - с 1951 по 1963 год. В результате было установлено, что за этот период они похитили 41 кг 417 г шлихового золота и 42 кг 406 г золотосодержащих продуктов всего на сумму 320 108 рублей.

И надо сказать, что оперативникам и следователям удалось обеспечить возмещение ущерба. При задержании и обысках у преступников было изъято 27 кг шлихового золота и 42,5 кг золотосодержащих продуктов на общую сумму 172 673 рубля. Кроме этого, у них были изъяты ценности и наложен арест на сумму 210 045 рублей.

Но, пожалуй, самое показательное «золотое» дело - это уголовное дело по хищению золота с приисков северных районов СССР. Особенно «прославился» по этому делу Сусуманский прииск в Магаданской области. На похищенном с него золоте делали огромные состояния этнические преступные группировки. Однако за счет слаженных действий подразделений ОБХСС разных областей и республик СССР систему незаконных махинаций с драгоценным металлом удалось сломать. Вот лишь один небольшой эпизод из масштабной многоходовой операции по разоблачению перекупщиков золота.

Оперативникам свердловского ОБХСС удалось получить информацию о некоем «золотом» спекулянте Закиеве, проживающем в Хасавюрте. С помощью местной милиции организовали у него обыск и обнаружили арифметические расчеты с записями незаконных операций. Припертый к стенке неопровержимыми уликами, Закиев сознался, что скупил у проживающих в Назрани ингушей Исрапила Нальгиева и Сулеймана Гапурхоева 590 г золота, которое перепродал одному ювелиру в Андижане.

Гапурхоева и Нальгиева тут же задержали и этапировали в г. Свердловск. Вскоре выяснилось, что сотрудники ОБХСС Сусумайского РОМ Магаданской области параллельно занимаются разработкой братьев задержанного Исрапила Нальгиева - Ильеза и Магомета, за скупку 451 грамма похищенного с прииска золотого песка.

В общем, ниточка потянулась все дальше, дальше, и постепенно сотрудникам милиции удалось распутать весь клубок сложной аферы.
Богата земля русскими самоцветами. Каких только драгоценных камней не хранится в ее подземных кладовых. Вот только эти богатства зачастую манят нечистых на руку людей. В середине 60-х свердловским оперативникам удалось раскрыть преступную группу, занимавшуюся хищениями в Свердловской области и других регионах СССР рубинов и корундового сырья.

Реализация оперативных материалов началась с задержания в аэропорту «Кольцове» жителя Хасавюрта Дагестанской АССР Закиева, у которого было изъято 409 рубинов. В связи с масштабностью деятельности преступников следствие по уголовному делу возглавил следователь по особо важным делам Прокуратуры СССР Шмаров. Оперативникам и следователям удалось задержать и остальных членов преступной группы. Всего по делу проходило 18 обвиняемых. Большинство из них получили различные сроки лишения свободы.

В 1965 году оперативникам ОБХСС УМ г. Свердловска удалось вывести на чистую воду одну весьма внушительную группу валютчиков. Разработкой ее занимался начальник 3-го отделения ОБХСС Владимир Струнин. И даже сегодня чувствуется, как ему непросто было проникнуть в хитросплетения действий валютчиков. Ох, как тогда было все запутано.

Возле ювелирных магазинов постоянно крутились какие-то темные личности, которые быстро находили между собой общий язык для совместного обогащения:
- приемщики скупочного пункта магазина «Кристалл» на протяжении 1960-1965 гг. организовали скупку золота и бриллиантов у населения без оформления квитанций. Эти ценности они потом перепродавали спекулянтам-валютчикам В. Гаспаряну, супругам Левкоевым и другим.
- спекулянты-валютчики, в свою очередь, сбывали золото, монеты и бриллианты в Тбилиси, Сухуми, Ереване и других городах. Некоторые ценности им удавалось перепродать и в Свердловске. Так, Есьма Левкоева покупала у приемщика «Кристалла» Леонида Печенкина золотые монеты царской чеканки и перепродавала их зубному врачу Василию Ежову, занимавшемуся частной зубопротезной практикой;
- рабочие ювелирно-гранильной фабрики похищали бриллианты и сбывали их частично знакомому скупщику в «Кристалл», частично - спекулянтам.

В общем, народу в валютных махинациях было задействовано немало. Только по этому делу было привлечено к уголовной ответственности 20 человек, 12 из них арестованы до суда. В ходе следствия было установлено, что они нанесли ущерб советской денежно-кредитной системе, изъяв из оборота государства валютных ценностей на сумму 7705 рублей и похитив с ювелирно-гранильной фабрики 133 бриллианта и алмаза общим весом более 50 карат на сумму в 15 957 рублей.

В 1966 году была поставлена точка и в еще одном уголовном деле в отношении валютчиков. Старшему оперуполномоченному ОБХСС УООП области Михаилу Шуракову удалось разоблачить еще одну весьма внушительную и разветвленную группу расхитителей и перекупщиков промышленного золота и драгоценных камней из 24 человек. Надо сказать, что группа получилась весьма интернациональная. В результате проведенных оперативно-следственных мероприятий у преступников было изъято: 829 рубиновых камней, 1511 г корундового сырья, ценностей из золота и драгоценных камней на 590 рублей, наличныхденег 1554 рубля и описано имущества на сумму 25 тысяч рублей. Судебной коллегией по уголовным делам Свердловской области к различным срокам наказания было осуждено 20 человек из числа участников этой преступной группы.

Олег Логинов

Всеволод Бойко ― 12 часов и 7 минут в столице. Это программа «Не так». В студии Всеволод Бойко, историк Алексей Кузнецов, наш постоянный гость-эксперт. Здравствуйте!

Алексей Кузнецов ― Добрый день!

В. Бойко ― О деле, в котором на самом деле все не так, извините за тавтологию.

А. Кузнецов ― Абсолютно.

В. Бойко ― Которое овеяно колоссальным количеством мифов, которые активно порождались как в советское время…

А. Кузнецов ― И продолжают сейчас порождаться.

В. Бойко ― О чем мы немножко успели поговорить до эфира. Может быть, в эфире будет время об этом поговорить.

А. Кузнецов ― Я надеюсь. Да.

А. КУЗНЕЦОВ: Хрущев уже знал, кто такие фарцовщики. Но ему упрек на международной арене бросают…

В. Бойко ― В общем, каждый уважающий и не уважающий себя хрущевовед пытается внести свою лепту в то, чтобы запутать Дело валютчиков.

А. Кузнецов ― Да. Причем надо сказать, что мифы мы будем стараться развенчивать, но правда иногда превосходит всякое вообще возможное воображение. Вот сегодня об этом тоже надо будет сказать. Это одно из тех дел, которые очень здорово испортили репутацию Советского Союза уже оттепельного периода. Ну, наряду с литературным судом над Пастернаком, наряду с делом Синявского и Даниэля, о которых вполне возможно мы как-нибудь расскажем. Это одно из тех дел, которые бросили очень серьезную тень на репутацию вроде бы обновленной советской судебной системы, потому что в нем были нарушены два абсолютно основополагающих принципа, признаваемые уже несколько веков к этому времени всеми судебными системами того, что принято называть цивилизованными государствами. Это принцип, что закон усиливающий ответственность не имеет обратной силы.

В. Бойко ― Обратной силы.

А. Кузнецов: И 2 ― й принцип, что за одно и то же преступление нельзя судить дважды. А здесь судили трижды за одно и то же преступление.

А. КУЗНЕЦОВ: Было слово «форсальщики» - for sale. Потом оно трансформировалось в более ласкающее слух фарцовщики.

В. Бойко ― Ну, я еще раз напоминаю, что мы сегодня разговариваем о знаменитом Деле валютчиков, фигурантами которого были Ян Рокотов, Владислав Файбишенко и Дмитрий Яковлев. Ваши вопросы относительно этого дела можно присылать на смс-номер плюс 7 985 970 45 45. Еще у нас есть аккаунт в «Твиттере» «Вызвон». И сюда вы также можете направлять свои вопросы, замечания, может быть, уточнения, если таковые окажутся. Выясним, справедливы они или нет вместе с Алексеем Кузнецовым.

Ключевой персонаж этого дела – Ян Рокотов. Во всех энциклопедических статьях ему отводится большая часть текста. И человек этот, видимо, действительно очень сложной судьбы, извините за такой штамп. И человек, в общем, примечательный, особенно для того советского периода.

А. Кузнецов ― Да, и то, что он выпячивается… Собственно его не надо выпячивать, потому что действительно ему принадлежит абсолютно несомненно главная роль во всем этом деле. Он создатель вот той организации, о которой пойдет речь. Он создатель целой системы. Человек действительно крайне непростой судьбы, но собственно судьба всего поколения – это люди, родившиеся в конце 20-х годов, – была, мягко говоря, непростой. Но у Яна… Он, кстати говоря, не Рокотов. То есть по паспорту, разумеется, и в приговоре Ян Тимофеевич Рокотов, но при рождении его звали Ян Александрович Орликов. Он родился в семье пламенных большевиков. Его отец – член партии с 19-го года, мать, по-моему, тоже с начала 20-х годов. 1-я драма, трагедия в его жизни – мать умирает, когда ему было 3 месяца. Отец в это время настолько занят партийной деятельностью, что он не просто его отдает на воспитание тетке, но и фактически от него отказывается. И муж тетки, известный критик Тимофей Рокотов его усыновит. Вот отсюда собственно и пошла вот эта его фамилия, под которой он войдет в историю. Дальше в конце войны, в 45-м году, уже собственно после окончания войны, значит, Ян заканчивает школу. Где-то я встретил упоминания, что вот он 7 классов закончил, больше нигде не учился. Не правда. Он закончил десятилетку. И он поступил на юридический факультет Московского университета, когда его взяли в 1-й раз. За что его взяли? Значит, его пристегнули, именно пристегнули к… Да, родится миф, что его взяли за спекуляцию фотобумагой. Он действительно спекулировал фотобумагой. Это было. Он был таким увлеченным фотолюбителем как и большинство мальчишек того времени. С покупкой, официальной покупкой фотобумаги было чрезвычайно сложно. И он сам ее покупал сначала у спекулянтов, а потом кто-то ему подсказал канал, где ее можно с небольшой переплатой брать в достаточно большом количестве. И он решил, так сказать, сам стать спекулянтом.

В. Бойко ― Ну, то есть это мелкая форца?

А. Кузнецов ― Это даже еще не форца. Тогда слова такого не было. Это спекуляция, абсолютно классическая спекуляция: купил, перепродал. Форца все-таки имеет отношение какое-то к иностранным товарам, а это наша фотобумага. Но взяли-то его не за это. Взяли его, так сказать, совершенно на ровном месте. Для него ровном. Он попал под раздачу по делу Джонарида Сванидзе. Джонрид в данном случае имя. Все, что вы думаете по поводу родителей, которые мальчика так назвали, в честь американского коммуниста, можете нам…

В. Бойко ― Не надо писать на номер…

А. Кузнецов ― … не надо нам писать.

В. Бойко ― … 7 985 970 45 45.

А. Кузнецов ― Вот сюда писать не надо. Мы разделяем ваше, так сказать…

В. Бойко ― Возмущение.

А. Кузнецов ― … удивление. Да. Этот мальчик был племянником 1-й жены Сталина Кеке Сванидзе, которая умерла совсем молодой. Вот она мама Якова Сталина, старшего из сыновей, которого ждала такая тоже страшная судьба. Своих родственников Иосиф Виссарионович, я имею в виду своих родственников по линии 1-й жены, Иосиф Виссарионович недолюбливал по каким-то своим соображениям. И постепенно они все садились, и некоторые, так сказать, расстреливались.

В. Бойко ― И не выходили.

А. Кузнецов ― И не выходили. Да. Вот в 45-м году, когда вот этот несчастный Джонрид заканчивал школу, настал его черед.

В. Бойко ― Ровесник Рокотова.

А. Кузнецов ― Ровесник. Он одноклассник Рокотова.

В. Бойко ― Одноклассник.

А. Кузнецов ― Одноклассник Рокотова. И Джонарида взяли. Поскольку надо было его обвинить в чем-то антисоветском, а что-то антисоветское в то время – это почти всегда организация, то к нему пристегнули его приятеля. Они были приятелями. Мальчишки естественно друг на друга давали показания, что вот они вели антисоветские разговоры, ну, и так далее. Ну, это понятно.

В. Бойко ― Им 17-18 лет, да?

А. Кузнецов ― Да. Им… Да. 27-го года они. И в результате, видимо, поступила команда отбой. Дым в трубу, дрова в исходную. Потому, что приговор был… Все было готово для того, чтобы дать им приличный срок, но, значит, Джонарида объявили сумасшедшим, упрятали в психушку, а Рокотову дали, ну, просто невероятно мягкое по тем временам наказание. Ну, просто не выпускать же совсем, что называется. Его приговорили к высылке из Москвы на 3 года. Была такая мера наказания в советском Уголовном кодексе. То есть это то, что, ну, вот запрет на проживание, так сказать, в Москве и других крупных городах. Но он туда…

В. Бойко ― Практика, которая чуть ли не с середины 20-х годов.

А. Кузнецов ― Да, да, конечно. И она будет действовать вплоть до, так сказать, скончания советской власти.

В. Бойко ― Да.

А. Кузнецов ― И он не поехал туда. А понимаете, это не ссылка, куда человек должен в определенное место прибыть, и если он туда не прибыл…

В. Бойко ― Встать на учет…

А. Кузнецов ― … через какое-то время его, так сказать, начинают искать. А высылка – он должен из Москвы выехать. А выехать он в принципе может в разных направлениях. То есть в этой ситуации…

В. Бойко ― То есть это скорее не прибыть, а скорее про не появляться.

А. Кузнецов ― Не появляться. Да. Но проконтролировать это «не появляться» гораздо сложнее, чем в случае ссылки, когда если человек не прибыл за определенное время, его начинают искать. А тут где его искать? Кто его искать? И он на свой страх и риск… Он, конечно, авантюрист, безусловно, до самого мозга костей. Он с попустительства, значит, тети он остается в Москве нелегально. Но он не может в Москве официально устроиться на работу. Он нелегально эти три года проводит. А в 49-м, когда этот срок заканчивается, в надежде, что все утихло, тетя его пытается прописать обратно для того, чтобы он мог собственно легализоваться.

В. Бойко ― А чем он занимается-то эти три года? Все той же торговлей?

А. Кузнецов ― Видимо, да. Видимо, он немножко спекулирует. Видимо, он какие-то… Ну, в принципе был довольно большой объем работ, который можно было выполнять, что называется, мимо трудовой книжки. Ну, какими-то разовыми делами он занимается.

В. Бойко ― То, что называется в просторечии калымом или шабашками.

А. Кузнецов ― Ну, да. Только шабашка у нас ассоциируется со строительством коровника обычно. А это вот я бы назвал фрилансом сейчас. Но скорее всего да, он занимается спекуляцией. И явно совершенно он… у него лежит душа к этому делу. Его беда, и беда очень многих людей, что то, что на самом деле является бизнесом, в то время в Советском Союзе было уголовным преступлением. Мне совершенно не симпатичен ни Ян Рокотов, ни особенно его подельник Владислав Файбишенко, но, безусловно, это люди, которые, в общем, в другой ситуации вполне были бы благополучными, респектабельными членами общества. Возможно. Хотя на счет Файбишенко у меня сомнения. Ну, неважно. И в результате, значит, вот на этом они попадаются, когда его пытаются прописать. Оказывается, что система про него помнит. И в 50-м году его уже всерьез, так сказать, наказывают в том числе и за то, что он не выбыл из Москвы, но, конечно, 50-й год, ему вешают 58.10. Положено просто. Да? Куда же? И он оказывается в самом настоящем лагере. Он оказывается в Архангельской области. Вот. И система КаргопольЛага, где он проведет 4 с лишним года на самом натуральном лесоповале. Он будет сидеть чуть ли не в одном бараке с очень известным в последствии востоковедом, историком, доктором исторических наук Фельштинским. И тот много о нем вспоминал и даже написал, в общем, описал свое знакомство с Рокотовым в своих лагерных воспоминаниях. И вот сначала… Это важно тоже, чтобы понять, что за человек. Значит, сначала Рокотова уголовники как многих других вот таких людей не из этого мира…

В. Бойко ― Не блатных.

А. Кузнецов ― Не блатных. Да. Всячески им помыкали, били его за невыполнение плана. Я напомню, что выполнять план надо было не только за себя, но за этих уголовников, которые просто у костерка грелись зачастую. То есть он, что называется, начал доходить. А он маленький, щуплый. Он действительно… Прозвище Косой неслучайно в школе… Дурацкая совершенно история. Они с девочкой, соседкой по парте, они что-то расшалились, и она случайно ему карандашом попала в глаз. Глаз у него было, но косил достаточно заметно. И он начал действительно превращаться в такую лагерную парию, но довольно быстро как-то вот нашел себя, что называется. И в последний там год, два был в лагере, ну, не авторитетом в уголовном смысле этого слова, безусловно, но вот он нашел свое место, наладил, как-то договорился с уголовниками…

В. Бойко ― Чувствовал себя, скажем так, относительно комфортно, насколько это возможно в советском лагере.

А. Кузнецов ― Разумеется, насколько это возможно. Но я имею в виду, что человек обладал действительно очень высокой способностью приспосабливаться к условиям, которые его окружают, и находить для себя определенную нишу.

В. Бойко ― Ну, вот кстати, что про него писал сиделец, о котором Вы упоминали, Фельштинский: «Инстинкт предпринимательства у Рокотова очень развит. Все его за это порицают, а я восхищаюсь! Если бы он оказался где-нибудь в капиталистической стране, то он был бы мультимиллионером».

А. Кузнецов ― Безусловно. Если он сумел стать миллионером в Советском Союзе, то уж в капиталистической стране, где для этого созданы определенные условия, безусловно стал бы.

А. КУЗНЕЦОВ: После первого приговора пойдет очень много статей обличительных в советской прессе…

В. Бойко ― И есть такой миф, что в лагере из-за вот этого давления криминальной среды и из-за чрезвычайно плохих условий, в которых он оказался, он якобы с ума сошел, у него было некое психическое расстройство.

А. Кузнецов ― Я ничего об этом не встречал, никаких упоминаний. Говорят, что он в лагере постукивал куму, то есть сотрудничал с оперативной частью. Думаю, что так оно и было, потому что любое мало-мальски привилегированное, но не блатное положение, что вор в законе естественно с оперчастью, ну, по крайней мере, не признаются в том, что сотрудничают. Я думаю, что с кумом он… У него на сей счет не было никаких предубеждений, как мы увидим, он будет вполне, так сказать, официальным агентом милиции позже. Вот. А на счет сумасшествия нет, я никогда не встречал ничего похожего. А дальше он одним из первых в реабилитацию выходит в 54-м году, устраивается на какую-то работу. Но к 57-му году он, так сказать… В 57-м году, по крайней мере, он уже точно один из королей московских валютчиков. А теперь…

В. Бойко ― Как он дошел до жизни такой вот собственно лагерного сидельца без роду, без племени, без профессии до подпольного миллионера?

А. Кузнецов ― Перешли на современный язык – start-up. Дело в том, что валютные операции в 57-м году были, ну, почти старт-апом. Дело в том, что валюты в Советском Союзе 20 лет до этого, ну, на самом деле не 20, почти 30 лет практически не было. Последние громкие валютные дела – это НЭП, вот угар НЭПа, вот валюта. Да? Тем более многие НЭПмены надеялись на то, что им удастся, так сказать, удрать из СССР.

В. Бойко ― Десятки лет прошли с тех пор.

А. Кузнецов ― Прошли с тех пор. Собственно бывали дела, связанные с валютой, но, как правило, это было сцеплено с контрабандой. Да? В контрабанде там еще какие-то незначительные валютные суммы. Но в принципе вот эта 77-я статья советского Уголовного кодекса о нарушении правила валютных операций, она была такой спящей. Дел по крупным, отдельным от спекуляций или – извините, – от контрабанды валютных операций практически не было. И не было специального отдела в том же МУРе. Вообще валютными делами положено было заниматься ОБХСС, поскольку если валюта и всплывала, то обычно как приложение вот к их деятельности. Большинство советских людей в то время доллар при встрече не узнали бы. Собственно как не узнает одна из героинь этого дела. И в 57-м году принимается политическое решение, по-своему, наверное, очень положительное для имиджа Советского Союза провести в Москве фестиваль молодежи и студентов. Все, кто это время помнит, это время очень хорошо помнили мои родители, они как раз в 57-м году школу заканчивали, поступали в университет, рассказывают о том, что это действительно был какой-то потрясающий совершенно, переключивший сознание советских людей, ну, тех, кто это видел, москвичей в 1-ю очередь, конечно, и представителей, так сказать, передовой молодежи союзных республик, которые тоже в Москву естественно съездили, совершенно переключившие отношение к иностранцам. До этого иностранец – это шпион. Ну, там встреча на Эльбе – да, конечно. Но в основном либо шпион, либо иностранный коммунист, сбежавший сюда от преследования, значит, своего репрессивного режима. А тут обычные, молодые, веселые ребята всех вообще цветов и оттенков кожи. Совершенно замечательные праздники на улице. Все это вот такое… Действительно фестиваль дружбы, братства, сотрудничества, юности, молодости. Вот к этому времени собственно Рокотов уже имеет сеть молодых людей: и студентов, и людей без определенных занятий, которые не просто так общаются с этими вот ребятами из разных стран, но у них выменивают… Золотое дно. Ведь тогда за значок с Лениным можно было выменять шмотку. И причем обе стороны считали, что они крупно выиграли. И в результате создается сеть, состоявшая, видимо, из 3-х этажей. На 1-м этаже рысаки или бегунки – те, кого потом позже назовут утюги, ну, это уже жаргон 70-80-х годов. Это, так сказать, полевые агенты. Это те, кто работают непосредственно на улицах в местах, где появляются иностранцы. Те, кто подходит и в 50-е годы на ломаном, конечно, там английском, немецком, французском, в 80-е годы уже на очень приличном предлагают поменяться на память или просто откровенно говорят, что вот мы предлагаем вам такой обмен. Значит, из них кто-то специализируется на вещах, а кто-то целенаправленно уже на валюте. И, конечно, эта идея пришла вот этим бегункам не самим, а сверху: есть спрос. Есть спрос на валюту. Есть люди, готовые ее купить.

В. Бойко ― Вот здесь вопрос от Виталия из Санкт-Петербурга: «Кому была нужна валюта в Советском Союзе?»

А. Кузнецов ― Абсолютно логичный вопрос. Значит, несколько категорий. Во-первых, в 57-м, 58-м, 59-м расширилась довольно существенно категория совграждан, которые поехали за рубеж, в том числе и в капиталистические страны.

В. Бойко ― Выездных.

А. Кузнецов ― Творческая интеллигенция в 1-ю очередь, потому что начали гастролировать наши театры, фольклорные ансамбли. Большой театр вообще практически двумя составами: один там, другой здесь. Вот. И вот этим людям нужна валюта, потому что суточные тогда были, ну, абсолютно мизерные, а людям, конечно, хотелось что-то привезти оттуда. Во-вторых, оживляется контрабанда на границах, в основном на южных границах. На валюту есть спрос в Закавказье. На валюту есть спрос в Средней Азии. На валюту есть спрос в Одессе. Не исключаю, что в прибалтийских портах, хотя там сложнее, там гораздо плотнее в 50-е годы еще органы…

В. Бойко ― Но так или иначе есть два направления. Одно направление, что называется бытовое, условно не криминальное…

А. Кузнецов ― Да, это люди, которые хотят, выезжая за границу, хотят иметь наличные деньги.

В. Бойко ― А другое уже скорее криминальное, когда валюта нужна для оплаты контрабанды.

А. Кузнецов ― Да, да. И кроме этого не следует забывать, что в то время еще в некоторых странах и в 1-ю очередь в Великобритании действует золотой стандарт, есть золотые монеты. Вот один из таких вожделенных предметов скупки – это так называемые лошадки или жоржики. Это золотые монеты британские. Турецкие лиры еще бывали в золотом исполнении. Кроме того в это время в Россию хлынули возвращаться пятерки, десятки царской чеканки. А это связано с еще одним интересным сюжетом…

В. Бойко ― Да, я…

А. Кузнецов ― Да.

В. Бойко ― Я даже, в общем, несколько так обмер, услышав о том, что царские монеты…

А. Кузнецов ― Да, да. Дело в том, что эмигранты, так сказать, послереволюционной волны старались везти естественно драгоценности и компактные эти вещи. И поэтому в целом ряде, значит, государств, где была большая русская эмиграция, в банках осели вот эти золотые монеты николаевского времени. И тут они пойдут обратно. Как я понимаю, основным источником были арабы. Значит, это же время, когда мы просто дружим, что называется, в засос с арабами. Это Хрущев и Насер. Это вот все это.

В. Бойко ― Да, да. Эта вся история у нас с Египтом.

А. Кузнецов ― С Египтом, с Сирией, с Объединенной Арабской республикой, которая в это время, так сказать, такой проект пан-аравийский возникает. И это пытаются реализовать. У нас в это время в военных академиях учится очень много офицеров-арабов. Большинство из них по признанию всех, кто работал по этим делам, просто прирожденные спекулянты. Они ввозили в 1-ю очередь вот именно эти золотые монеты, которые можно было купить… Золотую десятку царской чеканки можно было купить за 9 долларов там и продать за 20 долларов здесь. Ну, такой бизнес – больше 200 процентов. Вот. И все это эти бегунки сдают по заранее оговоренным ценам купцам, а купцы уже… Это буквально несколько человек в Москве, которые имеют выход на главного. Вот этот главный и есть Ян Рокотов. Одним из купцов, сначала бегунков, потом купцов, то есть всю карьеру проходит его подельник Владик или Буонарроти его кличка. Говорят, что за сообразительность и разнообразие в методах. Владислав Файбишенко. Он моложе значительно Рокотова, почти на 10 лет. Молодой человек, закончивший в свое время Московский энергетический техникум и с тех пор нигде не работавший, он такой… Вот он спекулянт по зову сердца. В его биографии кроме того, что он еврей, больше никаких предосудительных моментов не наблюдалось до этого. Ну, он довольно быстро попадает в сферу внимания всяких, так сказать, органов. Вполне возможно, что для этого бизнеса действительно настали бы золотые времена, если бы не 1-е очень неприятное совпадение.

В. Бойко ― Прежде, чем мы о нем поговорим, наверное, уже после новостей, короткий вопрос задам. Рокотов, который является главным вот в этой всей структуре, – это все-таки в большей степени бизнесмен, как бы мы сказали сегодня или криминальный авторитет уже?

А. Кузнецов ― Нет, он с классическим уголовным миром никаких отношений не имел, ну, кроме того, что, видимо, среди тех, кто покупал в Закавказье, были цеховики, а где цеховики там и уголовники, потому что уголовники цеховиков пасли. Но он… среди его подручных уголовников не было.

В. Бойко ― Будем разбираться после новостей, каким же образом Рокотов и его подельники дошли до смертного приговора. Сейчас Яков Широков с последними известями. Мы вернемся в эту студию с программой «Не так» через несколько минут.

В. Бойко ― 12 часов и 35 минут. Алексей Кузнецов, Всеволод Бойко по-прежнему в этой студии. Во время новостей нам пришла смска о том, какой смысл в передаче о криминальных разборках советского времени, спрашивает Наталья. Наталья, ну, если бы Вы слушали внимательно, Вы бы поняли, что речь идет здесь вовсе не о криминалитете, который убивает друг друга из автомата Калашникова или, может быть, советских ППШ, а речь идет о подпольном, нелегальном бизнесе, который стоил жизни его организатору и нескольким участникам.

А. Кузнецов ― Ну, и вообще да, это не столько о криминальных разборках, сколько о советском времени.

В. Бойко ― И политики. Большой политики, жертвами которой стали эти люди.

А. Кузнецов ― Да, конечно. Да. Ну, и потом это выбор слушателей. Мы предлагали 5 передач, и только одна из них была о криминальных разборках советского времени. И в сегодняшнем списке тоже будет только одна такая передача. Вот. Вы знаете, пришло несколько, около десятка тех вопросов, на которые мне очень хочется ответить. У нас нет сейчас на это времени, но я обещаю, что сегодня же, когда выложена будет запись на сайт передачи «Не так», я на все эти вопросы, адресуя их к тем, кто их задает, обязательно отвечу в письменном виде на сайте.

В. Бойко ― сайт – ищите блог программы «Не так» у нас на сайте на главной странице сегодня ближе к вечеру и там ответы на все вопросы, которые несколько выходят за рамки нашего установления исторической справедливости сегодня.

А. Кузнецов ― А вот теперь собственно…

В. Бойко ― К делу.

А. Кузнецов ― К делу. Как на них вышли – один из вопросов. Вышли случайно. Но не эта случайность, была бы другая. Их начали обкладывать сетью, и поэтому, так сказать, случайность сработала. В 59-м году один иностранец, американец, коммунист, марксист, экономист, приехавший в Советский Союз по зову души, поселившийся в национале, выйдя после завтрака из гостиницы, столкнулся с молодым человеком, который ему предложил поменять доллары по курсу очень сильно отличавшемуся от официального обменного курса для иностранцев. Он, этот человек – Виктор Перло его звали – вечером ужинал с Микояном, наркомом внешней… министром внешней торговли и зампредом правительства, курировавшем все, что связано с товарами народного потребления. И он рассказал в шутку Микояну об этом. При этом еще присутствовал Суслов. И на охоте Микоян рассказал об этом Хрущеву. Хрущев взвился и потребовал усилить борьбу с валютчиками. Видимо, это была не 1-я информация, доходившая до Хрущева о том, что оживилось вот это все, все эти дела. И это дело от ОБХСС передает в КГБ. Молодой амбициозный… Сравнительно молодой, конечно. Молодой, амбициозный председатель КГБ Александр Шелепин по прозвищу, ироническому прозвищу Железный Шурик, в принципе, конечно, старался восстановить былой престиж КГБ, который очень сильно пострадал в 53-м году, но, видимо, не ожидал валютных дел, потому что специалисты вспоминают, что 1-е время некоторая растерянность была. Наработок никаких нет. Специалистов именно по валюте нет. Ну, по контрабанде еще есть, но вот именно по валюте нет. Информации, главное, нет. И самое главное – нет информатора в этой среде. ОБХСС своих отдавать не хотела, разумеется. Две службы всегда жили как кошка с собакой. Им пришлось начинать почти с нуля. Поэтому с нуля они и начали. Начали приглядываться вот к этим молодым ребятам-фарцовщикам. Вот спрашивают, откуда фарцовка. Я не знаю. Я знаю только одну версию, не уверен, что она правильная. Значит, вроде бы сначала было слово «форсальщики» - for sale. Do you have anything for sale? Да? Форсальщики. А потом вот это форсальщики как-то трансформировалось в более, видимо, так сказать, ласкающее слух фарцовщики. Может быть, это и неправильно. Значит, и затем потихонечку, потихонечку начали понимать, что имеют дело с целой сетью. А дальше случай. Уборщица, убираясь в одном из домов – Колокольный переулок, самый центр Москвы, – обнаружила за батареей, за радиатором отопления газетный сверток, в котором… Она раскрыла, она поняла, что это деньги, хотя она никогда таких денег не видела. Это были доллары. Она их отнесла… Она не сообразила, что нужно нести в милицию, или, может быть, побоялась. Она их отнесла в банк. И через некоторое время, значит, деньги были возвращены на место, у этого места была устроена засада. И таким образом вышли… Нет, не через засаду. Я вам соврал. Значит, ей показали фотографии некоторых людей. Она узнала одного из людей, который буквально через несколько часов пришел к ней домой и требовал… представившись там под благовидным предлогом, требовал вот этот сверток. Видимо, вот этот… Это был Владислав Файбишенко. Он понял, что если сверток исчез, скорее всего, это уборщица. Вот таким образом он пришел вместе с товарищем к ней на дом. И потом она его опознает по фотографии. Вот таким образом вышли на 1-го из 3-х. Файбишенко взяли, но он молчал. Молчал абсолютно, так сказать, четко, понимая, видимо, что если он назовет других, всплывет масштаб, и всплывет организованная группа. А так есть возможность, что называется, проканать, как говорят уголовники, за мелочь и получить свои там 2-3 годика. Максимальная тогда санкция была 8 лет за валютные операции.

В. Бойко ― Была. Важно.

А. Кузнецов ― Была, да.

В. Бойко ― На тот момент.

А. Кузнецов ― На тот момент 8 лет – предел. Нижний предел – 3, но суд ведь может и ниже нижнего предела назначать. Затем… Файбишенко, так сказать, не колется. Но в это время в среде работают, работают вот с этим низовыми фарцовщиками, и всплывает кличка Ян Косой. Кто это? Что это? Оперативники этого не знают. А затем к Файбишенко подсаживают… Классический прием. Но он не был уголовником. Он об этом приеме то ли не знал, то ли не почувствовал. Ему подсаживают в камеру подсадную утку – агента. Агент говорит, что он скоро должен освобождаться. И Файбишенко просит его передать… Казалось бы, совершенно безобидная информация. Сходи к такой-то женщине, скажи, чтобы она не сдавала квартиру никому. Я, дескать, через какое-то время вернусь. Все ей заплачу. Оперативники понимают, что это его съемная квартира. Они приходят туда с обыском, делают очень тщательный обыск и находят два тайника. Один в полости полки выдвижной, второй – в ножке стула. Находят там лошадки, находят там монетки царской чеканки. И находят пакет с валютой бумажной, на котором написаны инициалы «Я. Р.».

В. Бойко ― Довольно примитивная была конспирация.

А. Кузнецов ― Довольно примитивная. А дальше постепенно, когда вот этот Ян Косой, Ян Косой все больше и больше звучит, вот это «Я.» наводит на мысль, что это один и тот же человек. И действительно проследив за одним из мест, где часто бывают вот те самые упомянутые арабы, одного из людей, который там постоянно светиться идентифицируют как Яна Рокотова. После этого, так сказать, сложив два и два, оперативники начинают охоту на Рокотова. Очень осторожный, очень аккуратный человек. Главное свое богатство он хранил в чемодане, который он как миллионер Корейко прятал в разных местах у знакомых. Рокотов чувствует слежку. Он понимает, что, видимо, его телефон будут прослушивать. И он вбрасывает такую наживку, проверку, абсолютно циничную. Еще раз говорю, этот человек мне абсолютно не симпатичен. Он звонит одному из своих друзей по телефон, говорит: «Слушай, возьми у меня на время на хранение чемодан. Очень аккуратно с ним обращайся». А потом передает чемодан. А потом смотрит, пропадет его друг или не пропадет. Друг пропадает. Оперативники его схватили…

В. Бойко ― А в чемодане естественно…

А. Кузнецов ― А в чемодане мыло, мочалка и грязное белье. Значит, Рокотов начинает метаться уже с настоящим чемоданом. И он его сдает в камеру хранения. Классический вариант. Причем не в автоматическую. Тогда их, видимо, еще не было. Он сдает в обычную, в ручную кладь. Но начинает беспокоиться, что его чемодан по ошибке могут выдать кому-то другому. Чемодан-то стандартный. Мало ли у кого такие…

В. Бойко ― Ну, все. В общем, зверь забился, что называется.

А. Кузнецов ― Зверь забился. За ним следят. Он это чувствует. Проверяется. Садится в электричку, выскакивает в последний момент из дверей. Но КГБ, уже зная, где чемодан, уже за ним не следит. Они устроили засаду у чемодана, понимают, что никуда не денется. У чемодана его и взяли. Он пытался от него отказаться, но не получилось. А дальше собственно три процесса. Да, им дают 8, как и положено по верхнему пределу.

В. Бойко ― Да, правда ли, – одной фразой, – что полтора миллиона рублей… полтора миллиона долларов собственно в чемодане-то было?

А. Кузнецов ― Там была сумма эквивалентная нескольким миллионам советских рублей. А вот как считали? По официальному советскому курсу – 60 копеек за доллар или как-то по-другому…

В. Бойко ― По фарцовочному курсу.

А. Кузнецов ― Трудно сказать. Да. Но в любом случае особо крупные размеры, конечно. Дальше им дают восьмерку. А в это время… Мосгорсуд дает. А в это время Хрущев в конце 60-го года в Берлин, там по своим делам и в частности выговаривает руководителям восточногерманского государства за то, что они приторговывают советской помощью, которая идет в ГДР, продают частично ее на Запад, чтобы заработать ту же самую валюту. И он так экспансивно это делает, в том числе на какой-то встрече с широкой публикой. Один из корреспондентов восточногерманских, регулярно бывающий в Москве, говорит: «Да что Вы, господин Хрущев?» - товарищ Хрущев, разумеется. – «Да у Вас в Москве черный рынок нашему не чета». Хрущев разъяряется еще больше, возвращается домой с требование наказать, как следует. Принимается решение о том, что увеличивается санкция до 15 лет. Это в то время максимальный срок тюремного заключения по советскому законодательству. Пересуд и им дают 15 за то, что они совершали, когда было максимум 8.

В. Бойко ― То есть вот эти два совпадения на высоком политическом уровне…

А. Кузнецов ― Да.

В. Бойко ― … когда Хрущев, в общем-то, случайно узнает о том, кто такие фарцовщики, и как они работают, приводит к пересмотру законодательства и к тому, что фактически им задним числом повышают срок.

А. Кузнецов ― Хрущев к этому времени уже знал, кто такие фарцовщики. Но когда ему упрек на международной арене бросают, а он этого не терпел, вот тут он приходит в ярость. Значит, прилюдно он, ну, прилюдно естественно, так сказать, в узком кругу ограниченных людей то, что называется, он бросает упрек тогдашнему генеральному прокурору, всесильному Роману Андреевичу Руденко, дескать, Вы не думайте, что Ваша должность пожизненная.

В. Бойко ― Но Руденко сделал все, чтобы таковой она и оказалась.

А. Кузнецов ― Ирония истории… Единственный генеральный прокурор СССР, для которого должность оказалась пожизненной, он умер в этой должности, проработав в ней очень много времени, был Роман Андреевич.

В. Бойко: 3 ― й суд.

А. Кузнецов ― Значит, им дают по 15. И по настоянию Хрущева принимается указ Верховного Совета об усилении ответственности за нарушение, и теперь появляется смертная казнь. И теперь 3-й суд. К этому времени Рокотов, видимо, уже понял, что их расстреляют. По крайней мере, он так говорил адвокату. Правда, когда уже будет объявлен приговор, он из камеры напишет письмо Хрущеву, что вот, дескать, я переродился. Я многое понял. Я теперь ненавижу деньги. Я еще молод. Я могу отсидеть, потом выйти, строить коммунизм. Ну, понятно, утопающий хватается за соломинку. Ничего не скажешь. Но решение абсолютно жесткое. Прокуратура передавила суд. Председателя Мосгорсуда Громова сняли за необоснованными… Вот это тоже абсурд. Председателя Московского городского суда снимают за необоснованно мягкий приговор по 1-му делу, когда в то время…

В. Бойко ― Это была максимальная…

А. Кузнецов ― Это была максимальная. И в Уголовном кодексе четко написано, что суд не может давать сверх максимальной, так сказать…

В. Бойко ― Ну, тут все. Пошло в разнос…

А. Кузнецов ― Абсолютно.

В. Бойко ― … дело.

А. Кузнецов ― Абсолютно все пошло в разнос. И сначала приговаривают к смертной казни двоих: Рокотова и Файбишенко. А через несколько месяцев расстреляют 3-го фигуранта этого дела. Кличка Дим Димыч. Он совсем из другой среды, из такой интеллигентной семьи. Сам искусствовед по образованию. 2-я кличка – Антиквар. Собирал, коллекционировал антикварные… предметы антиквариата. Его фамилия Яковлев. К моменту 3-го приговора это очень больной человек. У него туберкулез, открытая форма. И не смотря на это, его тоже приговаривают. Через несколько месяцев отдельным, так сказать, производством к смертной казни и тоже расстреливают.

В. Бойко ― Ну, и последствия. У нас осталась пара минут на внутреннюю реакцию, международную.

А. Кузнецов ― Ну, какая внутренняя реакция? Собственно после 1-го приговора пойдет очень много статей обличительных в советской прессе, и пойдут письма общественности. Собственно Хрущев будет ссылаться именно на это. Вот Вы мне тут тычете – законы, а вот народ, рабочие…

В. Бойко ― Московского завода…

А. Кузнецов ― «Металлист» там, «Металлург» - да? – такого-то. Пионеры писали. Комсомольцы писали: «Мы возмущены мягким приговором…» Ну, и все это, так сказать, было подано, как вот это высшая справедливость. Да? Вы тычете мертвую букву закона, а у нас тут народ требует справедливости с большой буквы «С». Вот мы ее сейчас вам и предоставим. А международная реакция, конечно, была. Совершенное обалдение от понимания, что вроде как времена сменились. Сталин, так сказать, не только похоронен, но уже практически из мавзолея вынесен, что там осталось. Да? Рокотова, Файбишенко расстреляют в середине 61-го, а Сталина в конце 61-го вынесут из мавзолея. Но на самом деле Советский Союз внешне вроде как помягчал, а на самом деле по сути чуть что не по нему, и тут вот такая реакция.

В. Бойко ― Вопрос был не в смене систем, а в наличии отсутствия желания нарушать любые правила.

А. Кузнецов ― Да.

В. Бойко ― Когда у Хрущева такое желание возникло, он с радостью…

А. Кузнецов ― Иногда пишут даже, что это вообще 1-я ситуация, когда в Советском союзе был нарушен принцип «Закон не имеет обратной силы». Нет, не в 1-й. Как минимум до этого приходит в голову, по Ленинградскому делу тоже подсудимых приговорили к смертной казни, которая еще не была вновь возвращена. Она же была отменена после войны на несколько лет. Так что было, было такое.

В. Бойко ― Ну, что? Настало время анонсировать темы для нашего следующего выпуска, который уже, наверное, будет вести Сергей Александрович Бунтман. По крайней мере, надеемся, что он вернется в строй после отпуска. Итак, у нас…

А. Кузнецов ― Ну, вот к его возвращению все дела свеженькие, еще ни одно пока не фигурировало.

В. Бойко ― Да.. Мы сейчас для радиослушателей анонсируем эти самые варианты. Вскоре на сайте они тоже появятся. Будем вместе с вами выбирать дело для следующей недели. Итак, дело Артемия Волынского, фаворита Анны Иоанновны. Середина 18-го века.

А. Кузнецов ― Да. 1739 год. Узнаем о том, как Анна Иоанновна оказалась перед сложной дилеммой, кого из любимцев – старого или нового – Бирона или Волынского судить. Ну, выбрала все-таки, так сказать, судить нового.

В. Бойко ― Какая верность.

А. Кузнецов ― Да.

В. Бойко ― Дело Жанны Вебер, убийцы детей. Франция, начало 20-го.

А. Кузнецов ― Это дело о маньяке, маньяке страшном. Это чистая уголовщина. Здесь нет никакой политики.

В. Бойко ― Это для Натальи специально.

А. Кузнецов ― Да. Это повод поговорить о судебной медицине, о криминалистике и о том, что делает действительно демократический суд в случае, когда остаются сомнения в, так сказать, виновности подсудимого.

В. Бойко ― Дело Джордано Бруно, еретика, наверняка привлечет внимание наших слушателей.

А. Кузнецов ― Да. И, безусловно, практически все знают, кто такой Джордано Бруно. Но немногие люди, но тут надо передать привет, конечно, учебникам, школьным учебникам истории средних веков. Люди, которые знают, что Джордано Бруно казнили совсем не за то, что пропагандировал гелиоцентрическую систему. Совершенно за другое его… Хотя он действительно ее пропагандировал, но казнили его совсем за другое. А за что, не скажу. Выберете дело, расскажу.

В. Бойко ― Ну, будем разбираться, где здесь гелиоцентризм, где еретичество. Дело Владимира Ионесяна по кличке Мосгаз, серийный убийца. СССР 60-е годы.

А. Кузнецов ― Это вот…

В. Бойко ― Это уже уголовщина.

А. Кузнецов ― Да, это чистая уголовщина, хотя там пытались к нему подмешать политику, но это чистая уголовщина. Это вот одно из дел таких, которые станут своеобразной приметой эпохи. И я уверен, что нас слушает сегодня много людей, которые помнят свой страх, ну, детский, видимо, потому что тогда это 1-е, пожалуй, дело о серийном убийце, которое стало достоянием, так сказать, общественной гласности прямо вот, что называется, в режиме онлайн.

В. Бойко ― Как же так получилось в 60-е…

А. Кузнецов ― И это 2-й, навреное, послевоенный страх над Москвой после банды «Черная кошка» сразу после войны, вот это 2-й такой.

В. Бойко ― Ну, и еще 30 секунд у нас есть, чтобы коротко анонсировать Лейпцигский процесс над Георгием Димитровым. Давайте говорить «процесс в Лейпциге». Так проще.

А. Кузнецов ― Да. Ну, это знаменитое дело о поджоге Рейхстага. Классическое дело. О нем, конечно, многое известно. Но там есть много интересных нюансов, особенно с позиции нынешнего времени. Дело о политической провокации и о том, как в нацистской Германии нацистский суд оправдал, так сказать, действительно невиновного коммуниста. Вот такой интересный тоже.

В. Бойко ― Еще раз напоминаю: сайт. Там вы можете найти блог программы «Не так», все эти пять вариантов для голосования. А мы, историк Алексей Кузнецов и Всеволод Бойко, на этом с вами прощаемся.

А. Кузнецов ― Всего доброго!

Экосистема советского черного рынка

Советский архаизм «форселыцик» — производное от «Have you anything for sale?». С таким вопросом к иностранцам в столице подходили спекулянты. Со временем «форселыцики» стали фарцовщиками. Валютчики охотились на гостей Советского Союза на «плешке» — улице Горького от Пушкинской площади до гостиниц «Националь» и «Москва». Их незаконная деятельность подпадала под 88 статью УК «Нарушение правил о валютных операциях» и наказывалась заключением в колонии общего режима на срок от 5 до 8 лет.

Гостиница «Националь», 1962 год

Московский черный рынок представлял собой многоуровневую систему перекупки. В самом ее низу пребывали «бегунки» и «рысаки», скупщики черной валюты у иностранцев, от которых она попадала их кураторам. На самом верху этой пирамиды находились «купцы». Никто не знал их имен, так как действовали они под псевдонимами и только через многочисленных посредников.

Спекулянты называли 88 статью «бабочкой»

Самые хваткие и бесшабашные торговцы имели контакты с иностранцами, а в сфере их интересов были драгоценности. Контрабандисты шли на невероятные ухищрения, необходимые для ведения бизнеса. Валюту могли закладывать даже в тюбики зубной пасты.

Герои процесса

До мая 1960 года борьба с контрабандой и спекуляцией шла в «штатном» режиме. Все изменилось после достопамятного инцидента с Виктором Перло. Задетый Хрущев настоял на передаче всех дел, связанных с незаконными валютными операциями, из ведения МВД в Комитет государственной безопасности. Инициированная сверху кампания быстро дала плоды. В КГБ вышли на три основные фигуры черного рынка. Ими были Ян Рокотов (Ян Косой), Владислав Файбишенко (Владик) и Дмитрий Яковлев (Дим Димыч).

Рокотов, как и Яковлев, не просто занимался спекуляцией, но еще и являлся осведомителями в ОБХСС. Сотрудничая с органами, эти двое несколько лет сдавали «бегунков» и оставались безнаказанными. Безработный Рокотов был взят, когда попытался получить из камеры хранения чемодан, в котором хранились золотые монеты, валюта и рубли.


Ян Рокотов

Дмитрий Яковлев отличался тем, что имел высшее образование и числился в аспирантуре Института народного хозяйства им. Плеханова. 33-летний «купец» торговал с контрабандистами Ленинграда, Львова и Риги. При задержании Яковлев не сопротивлялся, а, напротив, пошел на сделку со следствием, в надежде на меньший срок выдав известные ему каналы спекуляции в столице.

Многие контрабандисты были осведомителями ОБХСС

Файбишенко же арестовали с поличным, обнаружив при нем английские фунты. Дома у спекулянта обнаружился тайник с валютой на полмиллиона рублей. Файбишенко, Яковлева и Рокотова приговорили к максимально возможному сроку — 8 годам заключения. Казалось, что история исчерпана, однако очень скоро у дела валютчиков появилось продолжение.

«За такие приговоры самих судей судить надо!»

Борьба с черным рынком велась не только на улице, но и на уровне Президиума Верховного Совета. По его решению срок наказания за незаконные валютные операции был увеличен до 15 лет. Троих «купцов» судили незадолго до того, и поэтому они счастливо избежали в два раза более сурового наказания. Улыбка фортуны, однако, оказалась обманчивой.

В конце 1960 года Хрущев отправился с визитом в Западный Берлин. На встрече с местными властями он сравнил город с «грязным болотом спекуляции», на что получил в ответ упрек, что «такой черной биржи, как ваша московская, нигде в мире нет!». Эпизод, очень похожий на недавнюю историю с экономистом Перло, напомнил Хрущева о наболевшем. Вернувшись на родину, он потребовал справку о состоянии дел в борьбе со спекулянтами. Вскоре в Кремль принесли соответствующую бумагу.


Едва ли 8-летний приговор для Рокотова — Файбишенко — Яковлева мог удовлетворить Хрущева. Через несколько дней на Пленуме ЦК КПСС он упрекнул в «бездействии» генерального прокурора Руденко. Для убедительности, как водится, Хрущев потрясал коллективным письмом рабочих (в этот раз с ленинградского «Металлиста»), полным недовольства из-за мягкого приговора. «За такие приговоры самих судей судить надо!», — подытожил первый секретарь ЦК. Результатом скандальной сценки стал второй процесс; трех спекулянтов приговорили к максимальным 15 годам. Так было отброшено повсеместное правило «закон не имеет обратной силы».

За мягкость первого приговора судья Громов был отстранен от должности

Но и после повторного суда процесс показался Хрущеву недостаточно показательным. Несовершенное советское законодательство было пересмотрено еще раз. В июле 1961 года Леонид Брежнев (тогда — председатель Президиума ВС СССР) подписал указ, по которому спекуляция стала наказываться в том числе и смертной казнью. Моментально началась подготовка к третьему суду, который приговорил Рокотова, Файбишенко и Яковлева к высшей мере.


Суд

22 июля 1961 году перед казнью Яков Рокотов написал Хрущеву покаянное письмо: «Я приговорен к расстрелу. Преступление мое заключается в том, что я спекулировал иностранной валютой и золотыми монетами. Ко мне два раза применяли обратную силу закона… Я очень прошу Вас сохранить мне жизнь. Во многом я заблуждался. Сейчас я переродился и совершенно другой человек. <…> Мне 33 года, я буду полезным человеком для советского государства. <…> Ведь я не убийца, не шпион, не бандит. Сейчас прояснился ум у меня, я хочу жить и вместе с советскими людьми строить коммунизм. <…> Очень прошу помиловать меня».

Просьбы эффекта не возымели. Со второго суда процесс стал носить характер показательного. Заключительное заседание освещалось в прессе с беспрецедентным масштабом. Рабочие ленинградского «Металлиста», как и другие жители страны, надолго запомнили фамилии «тунеядцев» и «отщепенцев», мешавших СССР строить коммунизм.