Инвестиции для электроэнергетики: иллюзии и реалии. – Это правда, это правда. Инвестиции в альтернативную энергетику

МОСКВА (Рейтер) - Российские энергокомпании могут начать активно выходить на долговой рынок после запуска программы модернизации тепловых электростанций, потребующей новых инвестиций.

Российские власти более года обсуждают новый механизм инвестиций в электроэнергетике - программу модернизации электростанций. Он может заработать к концу текущего года и придет на смену текущему договору поставки мощности (ДПМ), гарантирующему повышенную оплату рынком вложений в строительство в течение 10 лет.

Заместитель генерального директора энергохолдинга Т Плюс Кирилл Лыков ждет массовых размещений со стороны энергетиков после утверждения правительством программы модернизации (ДПМ-2).

"Что касается энергетики, спрос на деньги будет зависеть от утверждения правительством программы ДПМ-2... Энергетикам еще повезло - все инвестиционные фазы успели закончиться до известных событий этого года (санкций США), по всем генераторам и объектам рынка все успели все построить, достаточно дешево кредитоваться, привлечь, выпустить бонды", - сказал Лыков на финансовом форуме "Ведомостей".

"Сейчас инвестиции растут только в... возобновляемые источники энергии... Если будет принята программа ДПМ-2 - это огромный объем капвложений по всем генераторам, это создаст очень мощный спрос на ресурсы, и мы увидим и размещения, и привлечения среди энергетиков, не только на рефинансирование", - сказал он.

Власти уже решили провести первые конкурсы на модернизацию на три года вперед с поставкой в 2022-2024 годах, в эти сроки планируется обновить 11 гигаватт мощности.

Всего предлагается через конкурсы до 2035 года распределить до 1,5 триллиона рублей, освобождающихся с окончанием первых ДПМ, и на них модернизировать около 41 гигаватта, включая Дальний Восток. После дискуссий власти согласились определить доходность вложений в 14 процентов на первые проекты.

Энергетики могут вернуться на рынок заимствований к 2020 году, когда активизируются инвестиции и снизятся платежи по старым договорам поставки мощности, считает аналитик АКРА Наталья Порохова.

"Сейчас - на фоне завершения инвестиций ДПМ и пика выплат по ним - у энергетиков улучшились финансовые показатели, и сектор в целом перешел к генерации положительного денежного потока. Я ожидаю, что к 2020 году компании вернутся на долговой рынок. Объем заимствований может быть до 100 миллиардов рублей в год", - сказала она.

По словам Пороховой, энергетики - традиционно рублевые заемщики.

Она добавила, что Русгидро (MCX:HYDR ) на прошлой неделе провела "интересный опыт", когда разместила евробонды в юанях среди азиатских инвесторов. Но размещение предполагает своп, чтобы для Русгидро это был рублевый долг, добавила она.

По оценке АКРА, с 2018 по 2020 годы свободный денежный поток компаний сектора тепловой генерации достигнет уровня 150 миллиардов рублей, что, вероятно, станет самым высоким в отрасли показателем на фоне завершения инвестиционных программ и прохождения пика платежей по ДПМ.

АКРА ожидает, что тепловая генерация нарастит инвестиции в 2-2,5 раза в начале 2020-х годов, для чего сектору потребуется привлечение внешнего финансирования, а в 2024 году долговая нагрузка по отношению к операционному денежному потоку (CFO) может вернуться к уровню 2014–2015 годов - 3x по сравнению с 1х в 2017 году.

Наибольшая потребность в модернизации у энергохолдинга ИнтеРАО с инвестициями 264 миллиарда рублей в 2019-2026 годах, он же может стать основным бенефициаром программы, прогнозируют аналитики ВТБ (MCX:VTBR ) Капитала. Т Плюс может потребоваться около 195 миллиардов рублей инвестиций, вложения входящих в Газпром (MCX:GAZP ) Мосэнерго (MCX:MSNG ) и ОГК-2 (MCX:OGKB ) могут составить 196 миллиардов рублей и 141 миллиарда рублей соответственно, а подконтрольной итальянскому концерну Enel (MI:ENEI ) Russia - 112 миллиардов рублей.

По оценке ВТБ Капитала, на протяжении нового десятилетнего инвестиционного цикла практически все компании (из анализируемых инвестбанком) смогут профинансировать свои потребности за счет собственных средств и долга, за исключением Enel Russia, которой понадобится либо заявить меньше на модернизацию, либо привлекать акционерный капитал.

"Тем не менее мы ожидаем, что большинство ограничат свои дивидендные выплаты в ближайшие годы. Только ИнтерРАО (MCX:IRAO ) и Unipro способны поддерживать или даже наращивать дивиденды", - писали аналитики ВТБ Капитала в своем специальном обзоре по модернизации.

Из компаний, которые анализирует банк, наибольшая потребность в привлечении долга для модернизации будет у Мосэнерго, ТГК-1 (MCX:TGKA ) и Enel Russia, сказал аналитик ВТБ Капитала Владимир Скляр.

(Елена Фабричная, Анастасия Лырчикова. Редактор Антон Колодяжный)

Электроэнергетика давно уже считается стабильной, очень капиталоемкой отраслью с низкими рисками и невысокой доходностью вложений, но сейчас в ней происходят изменения, по своим масштабам сопоставимые с самим ее возникновением в конце XIX века в традиционном понимании - электроэнергетики многофазного тока, электрических сетей, централизованного управления частотой и больших электростанций.

В последние годы новейшей тенденцией в электроэнергетике было принято считать возобновляемую энергетику, но она постепенно выходит из сферы «революционных» изменений, превращаясь в основное направление развития отрасли. По данным Международного энергетического агентства, вводы ВИЭ уже превысили вводы в традиционной электроэнергетике. При этом среднегодовой рост (CAGR) рынка возобновляемой энергии в десятилетнем диапазоне составляет 9,8%. Это, безусловно, высокий темп роста, но есть сферы, в которых он намного выше.

Вслед за волной развития ВИЭ ситуация стала очень быстро меняться: в электроэнергетике появляются новые сегменты, демонстрирующие двузначные темпы роста и позволяющие инвесторам получать значительную отдачу, разделяя успех с разработчиками новых технологических решений.

Новые рынки

Ведущие аналитические центры - Navigant Research, Bloomberg, Grand View Research, Accuray Research - сходятся во мнении, что именно новые рынки в электроэнергетике будут развиваться такими темпами. Так, рынок систем хранения энергии к 2025 году может достичь $93,1 млрд со среднегодовым темпом роста 17%. Объем рынка управления спросом (Demand Management), по их данным, составит $35,9 млрд со среднегодовым темпом 18%, а рынок умных сетей и микросетей может превысить $830 млрд, демонстрируя среднегодовой рост 30%. Все это будет происходить на фоне весьма умеренного среднегодового роста мировой экономики, который по оценкам Международного валютного фонда, в 2016–2022 годах составит 3,7%. Очевидно, что опережающий рост рынков систем хранения, управления спросом и умных сетей будет сопровождаться повышенной отдачей на капитал, инвестированный в компании, успешно коммерциализирующие соответствующие технологии.

Все эти изменения стали возможны благодаря прогрессу в сфере Internet of things и экспоненциальному росту числа подключенных устройств - их число уже превысило население Земли и к 2020-му году составит от почти 21 млрд, по прогнозу Gartner, до 75 млрд, по прогнозу Morgan Stanley. Всеобщая информатизация позволяет получать детальную информацию о состоянии устройств и управлять ими, включая управление их энергопотреблением, реагируя на технические или экономические факторы – пики нагрузки и колебания цены электроэнергии. В результате спрос на электроэнергию впервые становится эластичным, а управление энергопотреблением автоматизируется на основе удобных потребителю сценарных условий с применением технологий обработки больших данных и искусственного интеллекта. Это тоже стало возможным только сейчас в связи с кратным ростом мощности и удешевлением вычислительных возможностей. Гибкое управление спросом (Demand Management) позволяет сбалансировать спрос и предложение в энергосистеме на низовом уровне конечного потребления, без необходимости строить и содержать резервную инфраструктуру и постоянно менять режимы работы крупных электростанций. В конкуренцию на этом рынке наряду с традиционными энергетическими, коммунальными и сбытовыми компаниями уже активно включились IT-компании, банки и телеком-провайдеры. Цифровые платформенные решения для агрегации и управления спросом достаточно быстро окупаются и являются предметом особого интереса инвесторов.

Технологии хранения энергии

Следующий сегмент - это широкий спектр технологий хранения энергии. Помимо крупных системных объектов, таких как знаменитые батареи Tesla, недавно поставленные в Австралию, активно развиваются локальные решения для небольших потребителей, позволяющие им сократить потребляемую мощность и затраты за счет выравнивания графика потребления. Уже сегодня зрелость этих технологий позволяет свободно варьировать размер, тип и технические характеристики накопителя под конкретную задачу. Так, например, для домашних накопителей энергии наилучшим образом подходят химические, в первую очередь литий-ионные батареи, которые бесшумны и не требуют обслуживания. А, например, для оперативного регулирования частоты в энергосистеме, где требуется очень быстрая реакция (в диапазоне десятков миллисекунд) и множество циклов заряда и разряда в течение одного дня, прекрасно подходят маховики. Большой интерес представляют проточные батареи, которые уже сейчас могут экономически эффективно обеспечивать хранение больших объемов электроэнергии для выравнивания колебаний потребления электроэнергии в энергосистемах и у крупных потребителей.

Еще одним сегментом является распределенная генерация, то есть источники электроэнергии, установленные непосредственно у потребителей. Помимо уже привычных солнечных, ветряных и биогазовых электростанций, эффективность и доступность которых увеличивается с каждым годом, появляются все более эффективные установки на природном газе, доступные практически любому потребителю, - и повсюду растет количество вводов небольших электростанций и стремительно уменьшается ввод новых, пусть очень эффективных, но не гибких и избыточных гигантских блоков. Вот уже Siemens объявил о планах по сокращениям персонала, занятого именно в этом сегменте... Распределенная генерация вкупе с обвязкой умными сетями и созданием микросетей позволяет сделать локальные участки энергосистемы самобалансирующимися и способными обеспечивать энергоснабжение потребителей в случае нарушения энергоснабжения в центральной сети.

Причина столь бурного развития этих технологий в том, что они оказываются выгоднее для общества в целом и для конкретных потребителей в частности. При этом они создают в консервативной отрасли совершенно новые рынки - например, рынок услуг по хранению энергии, которые позволяют всем потребителям участвовать в энергосистеме в совершенно новой роли просьюмеров (активных потребителей), позволяют интегрировать в энергосистему гораздо большее количество ВИЭ и делают систему намного более надежной за счет большей гибкости. Технологическая компоновка новой энергетики почти не затрагивает крупную генерацию и магистральные сети, сохраняя за ними привычные роли базового «каркаса» энергосистемы. Все самое интересное происходит на уровне потребителей - домохозяйств, зданий, предприятий и городских кварталов.

Перспективы для инвесторов

Появление таких технологий открыло перспективы и для инвесторов, позволяя по-новому зарабатывать в ранее считавшейся очень надежной, но низкодоходной отрасли, и в итоге дало старт новому глобальному инвестиционному циклу и глубоким преобразованиям в энергосистемах многих стран начиная от наиболее «продвинутых» энергообъединений США и Западной Европы и до стремительно растущей Индии.

Инвесторы при выборе проектов для инвестиций в новой электроэнергетике ориентируются в первую очередь на технологии, создающие и поддерживающие новые рынки. Например, одна из наших портфельных компаний First Imagine! Ventures - Moixa Energy, развивает комплексное решение для управления мини- и микроэнергосистемами на самом низовом уровне - домохозяйств и микрорайонов. Переосмыслив использование домашних накопителей энергии и отказавшись от идеи резервирования электропотребления с помощью таких батарей, компания использует в своих системах, часто в паре с солнечными панелями на крыше, очень небольшие накопители (для Великобритании достаточно мощности всего 400 Вт!), а мощная платформа управления агрегированным множеством распределенных энергоресурсов позволяет разгружать распределительные сети и подстанции в пиковые часы, предоставляя невиданную раньше возможность любому потребителю оказывать услуги энергосистеме, поставляя электрическую мощность.

Другой пример точного попадания в изменившиеся потребности рынка - очень дешевые и эффективные малые газовые турбины и мини-электростанции финской компании Aurelia Turbines. Инженеры из университета Лаппенранты фактически переизобрели энергетическую газовую турбину, собрав в одном продукте все лучшие инженерные решения. В результате получилась компактная турбина мощностью 400 кВт с прекрасным электрическим КПД - до 42% (такой ранее был достижим только на больших турбинах) и стоимостью около $1000 за киловатт (в полтора раза дешевле той мощности, которую «большие» энергетики построили в рамках небезызвестной программы ДПМ!) - уникальный продукт для создания собственных энергетических центров даже небольшими промышленными потребителями там, где до сих пор доминировали сложные и дорогие в эксплуатации газовые двигатели.

Интерес инвесторов к подобным проектам определяет не только быстрая отдача на вложения. В совокупности новые технологии - интернет вещей и цифровизация, распределенная генерация и хранение энергии, искусственный интеллект и управление спросом - создают новое качество энергосистем, а с ним и целую среду или, как стало принято говорить, экосистему для технологических разработок и их разнообразных сочетаний. В этой экосистеме есть дополнительные инвестиционные возможности для всех - кто-то может снизить расходы, купив себе, например, солнечную панель и батарею, а кто-то - сам стартап, производящий их.

Мнение об энергетике

Сегодня средний возраст российских электростанций 32,5 года, и при действующих правилах работы рынка он будет только расти

Весь 2016 год российская электроэнергетика находилась в зоне повышенного внимания, в том числе из-за беспрецедентного (до 300%) роста капитализации ряда компаний. Но так ли все хорошо? Именно в прошлом году проблемы в секторе продолжали усугубляться. На части системных вызовов стоит остановиться подробнее.

Мощность в нагрузку

В 2016 году потребление электроэнергии в России выросло на 1,7%, таких результатов отрасль не показывала с 2012 года. Однако причина роста, к сожалению, не в резком увеличении энергопотребления промышленностью, а в экстремальных температурах летом и зимой и дополнительном дне високосного года. В условиях отсутствия четкого тренда на рост потребления одной из главных в отрасли остается проблема избыточных мощностей.

К осени 2016 года в энергосистеме было 14,6 ГВт вынужденной генерации (мощности, не востребованные в данный момент рынком, но не подлежащие выводу из эксплуатации по техническим причинам), после присоединения Крымской энергосистемы к ценовой зоне оптового рынка электроэнергии к данному объему добавилось еще 428 МВт. Переизбыток создает значительную дополнительную нагрузку на потребителей, по нашим оценкам, на уровне около 40 млрд руб. Напомним, что более 20% мощностей оплачивается потребителями не по рыночной цене, а в восемь-десять раз дороже.

При этом как раз в 2016 году, впервые с начала действия программы договоров поставки мощности (ДПМ — договор, по которому энергокомпания обязуется построить новые мощности в обмен на долгосрочный тариф, обеспечивающий доходность инвестиций), объем вывода оборудования из эксплуатации приблизился к объему новых вводов. Появился четкий тренд на выбытие неэффективных старых мощностей. По результатам отбора мощности на 2020 год, проведенного осенью 2016 года, видно, что около 4000 МВт не подавали заявки и еще около 800 МВт не были отобраны. Эти мощности также становятся кандидатами на выбытие.

Постепенное выбытие неэффективных электростанций решает проблемы избытка мощности и выгодно потребителям, так как снижает объем переплаты.

Важно понимать, что проблема переизбытка мощностей не в том, что мощности превышают спрос (в условиях рынка это только стимулирует снижение цен для конечных потребителей), а в том, что избыток формируется в основном за счет устаревших и неэффективных мощностей, которые, однако, оплачиваются потребителями. Сегодня средний возраст российских электростанций составляет 32,5 года, и он будет только расти, ведь инвестиции в сектор снижаются четвертый год подряд: с 867 млрд руб. в 2013-м до 697 млрд руб. в 2016 году.

Успокоить инвесторов

Допускать снижение объема инвестиций, а значит, замедление «омолаживания» активов нельзя. Проблема привлечения инвестиций — приоритет для энергосистемы. Пока нет серьезного роста потребления, остается время на маневр и принятие взвешенных решений. Крайне важно определиться с механизмом, который бы позволил привлечь инвестора и гарантировать возврат вложенного капитала.

Уже существующие механизмы имеют ряд недостатков: конкурентный отбор мощности (КОМ) не способен стимулировать новые инвестиции, платеж по нему компенсирует только условно постоянные затраты, а механизм ДПМ не является конкурентным, то есть объекты, построенные по договорам, не конкурируют между собой, как и вынужденная генерация, получающая высокие платежи без всякой конкуренции.

Системе явно не хватает прозрачности. Потребители хотят четко понимать, за что конкретно они платят. Сколько за надежность энергоснабжения и сколько за электроэнергию. Дискуссии на тему обоснованности размера того или иного обязательного для потребителя платежа прекратятся, как только будет внедрен конкурентный механизм. Есть потребность в обеспечении системной надежности в конкретном узле энергосистемы, и есть станция, претендующая на повышенный платеж и статус вынужденной, надо организовать конкурсный отбор, и, возможно, какой-нибудь инвестор заинтересуется строительством в этом же узле новой мощности с более скромными требованиями по платежу за мощность. Сейчас очень трудно понять реальную себестоимость электроэнергии для конечного потребителя в том или ином узле энергосистемы, а это мешает организации свободного рынка.

Такой же конкурсный подход стоит применять и к проектам модернизации и строительства новых мощностей. Потребитель хочет выбирать наиболее «дешевый» вариант и оплачивать мощность, осознавая, что было принято оптимальное системное решение.

Конечно, потребуется переходный период, в рамках которого сохранятся указанные выше проблемы, но рыночному сообществу нужен сигнал, пусть и на долгосрочную перспективу, о том, что система будет меняться. Важно увеличивать долю конкурентного ценообразования в секторе, это позволит и повысить прозрачность цены для конечного потребителя, и сформировать правильные сигналы для инвестиций в сектор. Однако в российской электроэнергетике все происходит с точностью наоборот. По решению правительства продолжается увеличение объема перекрестного субсидирования. С этого года к нему добавляются средства , собираемые «РусГидро» с потребителей для последующего распределения на территории Дальнего Востока в целях снижения тарифов. Это добавит к «перекрестке» еще около 10-12 млрд руб. ежегодно.

Преобразования в отрасли продолжаются, но дальнейшее развитие и переход к целевой модели невозможны без оперативного решения накопившихся в секторе проблем. Важнейшие задачи для правительства и регуляторов сектора на 2017 год — это решение проблемы модернизации оборудования, совершенствование и внедрение новых рыночных механизмов, преобразование рынка тепла и снижение объема перекрестного субсидирования. Работы в секторе хватит на всех, но есть опасения, что правительство не захочет делать резкие шаги в предвыборный год и время будет упущено.

Москва, 23.05.2011

– Здравствуйте, господа. Недавно некоторые наиболее внимательные комментаторы заговорили о том, что частный инвестор решил бежать из российской энергетики. О том, так ли это, а если так, то почему, и хорошо это или плохо, мы сегодня разговариваем со специалистом – с исполнительным вице-президентом по газу и энергоснабжению компании ТНК-BP Михаилом Слободиным. Здравствуйте, Михаил Юрьевич.

– Здравствуйте.

– Правда, бегут?

– На самом деле я бы не сказал, что прямо бегут, это традиционная журналистская метафора.

– Нет, я понимаю, что повального бегства не было.

– Нет, конечно.

– Народ стал разговаривать о том, не продать ли активы…

– Это очевидно. Во-первых, надо четко разделить – из чего бегут. Прежде всего, сегмент тепловой генерации, куда, в общем, и привлекали инвесторов, фактически сегодня тенденция, связанная с тем, что достаточно большое количество субъектов думает о том, как сократить позицию на российскую электроэнергетику.

– Вы, в сущности, сказали то же самое, только чуть более деликатно.

– Пока думают, но не бегут. Бегут – когда они уже это делают.

– Нет, для того чтобы они это делали, должен найтись кто-то, кто это купит.

– Это правда. А пока…

– Желающих нет.

…адекватного покупателя, готового платить хотя бы те же деньги…

– А что, собственно, народ так запаниковал-то? Подумаешь, сказали, что будут ограничивать рост тарифов. Во-первых, только сказали – обещать не значит жениться. Во-вторых, а что ж такая несимметричность? Вот когда сами частные инвесторы решили не сильно выполнять свои обязательства по вводу мощностей в начале кризиса, им же простили. А теперь вот что-то не по ним, они заобижались. Разве не так?

– У вас очень много тезисов внутри одного вопроса. Значит, давайте просто, наверное, по частям.

– Давайте.

– Прежде всего, понятно, что коллеги сегодня не в панике. Скорее, на основании своего трехлетнего опыта, в какой-то степени на основании трех лет в принципе можно определить те тенденции и направления, куда движется ситуация, чтобы сделать осознанный вывод. Большая часть коллег, которые приходили в российскую электроэнергетику, рассматривали себя как долгосрочные инвесторы.

– Ну, и правильно.

– Там не было портфельных спекулянтов. Но в какой-то момент каждый из инвесторов, смотря ситуацию, куда она движется, для себя принимает решение. Лучше уже, наверное, ужасный конец, чем ужас без конца. Но это так, образно. На самом деле фактически, что заставляет людей все-таки об этом думать и в конечном итоге что неизбежно вываливается в то, что об этом говорят. То, что правил нет. То есть правил тех, которые обещали инвесторам, – связанных с тем, как они будут развиваться, как будет функционировать рынок и так далее, и так далее, их сегодня нет.

– Об этом я вас, собственно, спросил.

– Когда нет правил, какой смысл?

– Когда от договоренных вроде бы правил отступили в пользу инвесторов, все было хорошо?

– Никаких отступлений от правил в пользу инвесторов не было.

– А разве не многие из тех, кто приобретал пакеты в ходе реформ РАО ЕЭС, принимали на себя обязательства по инвестированию, по вводу мощностей?

– Никто с этих обязательств не сходит и не сходил, вопрос был в другом. Дело в том, что никогда не бывает односторонних обязательств…

– Да, конечно.

– …было обязательство по либерализации, формированию адекватных рынков: рынок на сутки вперед и рынок мощности, я прежде всего имею в виду генерацию. То, что у нас фактически на тот момент, как вы говорите, на начало кризиса, не было правил, которые обеспечивают долгосрочный возврат инвестиций, – это было абсолютно очевидно.

– А разве то, что было подписано в ходе реформы РАО ЕЭС, это не было долгосрочным правилом?

– Нет, конечно.

– А чего там не хватало?

– Эти правила заканчивали свою жизнь 1 января 2011 года. А возврат инвестиций в электроэнергетику осуществляется…

– Он подлиннее, конечно, да.

– 1 января 2011 года, инвестируешь четыре-пять лет, а потом еще 15-25 лет возвращаешь. И когда нет этих правил… так и возникла ситуация. Вторая тема, которая возникла, уж, извините, в конце 2008 года, а кому эти мощности нужны? В случае если потребление у нас упало чуть ли не на 8% или на 9%?

– Это правда, это правда.

– Третья ситуация: строить и грузить потребителя в условиях такой неопределенности – это все дополнительные деньги, несмотря ни на что. Это означает на него перекладывать слишком избыточную нагрузку. Потому что грубо, если сказать, что мы еще построим 25 гигаватт, например, мощностей, а потребление на этот объем не вырастет, это значит, что потребители должны будут оплачивать ни много ни мало на 25-30% больше, при том что они получают то же количество электроэнергии.

– Абсолютно логично. Спору никакого нет.

– Поэтому это не вопрос был…

– А я не предлагаю вернуться к 2008 году.

– Нет, в вашем тезисе – они там типа отказались, да, а их простили…

– Их простили. Их простили не без основания, я ж не говорю…

– Вы же бизнес-телевидение. Мы же с вами не в политику играем, а реальное дело обсуждаем.

– Политика в этом деле уже давно кончилась, хотя была, конечно. Вот, кстати, о политике. Заместитель главы Минэнерго господин Шишкин заявил, что в ряде случаев предоставляемые энергокомпаниями сведения о капитальных вложениях и операционных издержках являются завышенными. То есть, собственно, чиновник сказал, что взаимоотношения между регулирующими органами и компаниями не вполне прозрачны. Вы разделяете эту точку зрения?

– Мне сложно сказать, кого Андрей Николаевич имел в виду, потому что в его, так скажем, сфере деятельности находятся сетевые компании: атомщики, гидрики, в том числе тепловые. Поэтому мне сложно комментировать это заявление…

– А-а, без полной цитаты не получится.

– …поэтому кого конкретно он имеет в виду… Смотрите. Ситуация, что касается тепловой генерации. Нам нет никакого смысла какие-то предоставлять завышенные цифры. Все, что мы сэкономили в том или ином виде (что, слава Богу, еще не забирают), – это наше. Что касается, например, новых мощностей, там стоит нормативная стоимость строительства. Все, что я сэкономил от нормативной стоимости строительства, – это заработано. Поэтому нам завышать эти цифры смысла никакого нет.

– По вашему мнению, то, что сейчас известно об энергогенерации в России, – все это истинные цифры, они не искажены.

– Да нет, конечно. Но здесь надо разбирать, как говорится, case by case.

– Да, я понимаю, что в каких-то случаях может быть отдельная история.

– Поэтому нельзя делать общих оценок на основании частных случаев. А мы достаточно часто берем, выдергиваем какой-то факт, начинаем все…

– Вот, видите, может быть, господин замминистра показал, что такая тенденция есть.

– Да эта тенденция на самом деле… когда система регулирования была КОС плюс – затраты плюс, то есть сколько показал затрат, столько, грубо говоря, тебе дали, чуть добавили на расширенную жизнь. Что касается тепловой энергии, сейчас смысла в этом нет. В сетях сегодня, конечно, то же самое: чем больше показал, тем больше.

– А в этом смысле тогда вопрос тоже довольно естественный. То, что правительство решило ограничить рост энерготарифов, – это понять можно, а почему это оказалось бичом только для генерирующих компаний, – понять нельзя. А сетевых это никак не затрагивает? Сетевых, сбытовых?

– Ну, смотрите, на самом деле здесь в чем фундаментальный вопрос. Простое ограничение тарифов без изменения системы стимулов – куда двигать, что оптимизировать – загоняет проблему внутрь, но ее не решает; оно ее откладывает на какое-то время, но фундаментально вопросы эффективности из-под палки, к сожалению, не решаются.

– А как они решаются – уговорами? Именно из-под палки они и решаются!

– Ну, конечно, нет.

– Вас жизнь заставляет повышать эффективность, вы заставляете…

– Подождите, подождите… Самая правильная мотивация – экономическая, тебе должно быть выгодно повышать эффективность. Каждому из этих субъектов. Например, системный оператор, он говорит: чтобы у нас все было хорошо, мне нужна вся мощность, которая существует в стране генерирующая. Я не хочу, чтобы выводили мощность из эксплуатации. В результате что получается? Не происходит оптимизации, вывода из эксплуатации самых неэффективных мощностей, они все содержатся и оплачиваются потребителями. Вот, это я вам как пример говорю. Дальше, что у нас происходит с сетевыми организациями. Мы на самом деле продолжаем содержать оборудование, которое уже не нужно потребителю, мы строим новое оборудование, которое загружено меньше чем на 30%, потому что нет потребителей.

– Михаил Юрьевич, вот, когда вы сейчас говорите «мы», вы кого имеете в виду?

– Я так обобщенно…

– Ну, а все-таки, какой субъект принимает такие неразумные решения?

– А это целая совокупность…

– То есть никто?

– …в этом-то и проблема… Это Федеральная служба по тарифам, Министерство энергетики, Минэкономразвития, Федеральная антимонопольная служба, совет рынка, соответствующие субъекты и так далее, и так далее…

– Это ж как старинная история насчет костюма, который не сидит. К пуговицам претензии есть? К пуговицам нет.

– В этом проблема.

– Так, может быть, правы были критики реформы РАО ЕЭС, может быть, не надо было убирать единого субъекта, и хоть было бы понятно, с кого спросить?

– Не знаю.

– Ну, в общем, об этом действительно поздно говорить.

– Это такой философский вопрос…

– Об этом поздно разговаривать.

– …из разряда «что было бы, если бы».

– Каковы сейчас реальные показатели рентабельности в энергогенерации в России?

– Они разные.

– Ну, я понимаю, что буквально у каждого субъекта они отличаются.

– Очень дифференцированы. Ну, например, рентабельность генерации тепловой сегодня составляет диапазон от нуля, грубо говоря, до 15%. Есть отдельные случаи типа ОГК-4, где очень хорошие новые мощности в правильном месте – там, может быть, 20%. Есть гидро- и атомная индустрия, у которых рентабельность составляет 40-50%, то есть очень большая дифференциация.

– А скажите, пожалуйста, в какой степени это соответствует среднемировым показателям? Тепловая везде вот так?

– Рентабельность по EBITDA в Европе 35%.

– Существенно выше, чем здесь.

– Я просто поясню вам. Ситуация следующая. Электроэнергетика – самая капиталоемкая индустрия на единицу продаваемой продукции. Самая. Нет индустрии, которая более капиталоемка.

– Ну, каждый, кто хоть раз видел плотину, он собственно понимает…

– Дело даже не в плотине. Плотина, станция, и так далее, и так далее. Для нормального воспроизводства она должна генерировать достаточный поток, чтобы себя нормально воспроизводить и инвестировать в новое строительство.

– Абсолютно очевидно.

– Сегодняшний уровень рентабельности тепловых станций абсолютно очевидно говорит о следующем: нет возможности осуществлять нормальное воспроизводство, и это проблема, для индустрии это проблема. Это угроза для потребителей, в конечном итоге, это в целом угроза для надежности функционирования всей системы.

– Что вы видите в последних месяцах, последнем годе из правительственной политики, что показывает, что правительство эту проблему понимает?

– Ну, во-первых, сейчас эта тема обсуждается, например, в этой созданной премьером стратегии…

– 2020.

– …2020, да. Там, действительно, обсуждается это в очень таком прикладном режиме в целом. И готовится целый комплекс предложений по поводу того, что нужно сделать в короткую и длинную перспективу. Ну, в частности, во-вторых, потребители, в общем, продемонстрируют уже интересные действия по поводу того, что они начинают голосовать ногами, это тоже очень тревожный сигнал. И люди начинают это понимать, я имею в виду Минэнерго, Минэкономразвития…

– Строят собственные мощности и отключаются от системы.

– А скажите, пожалуйста, хорошо ли это с точки зрения хозяйства? Это существенно роняет устойчивость системы энергоснабжения России?

– Это не роняет устойчивость. Оно просто лишает потребителей определенных субъектов. Это действующие генерирующие компании, электрические сети и сбытовые компании.

– То есть в итоге получится, что они, хотя они объективно нужны, не имеют возможности поддерживать свой бизнес?

– Они в действующей модели будут не нужны, потому что у потребителя будет свое.

– Не у всех же. Не все могут себе позволить свои генерирующие мощности.

– Не у всех. Проблема в том, что на оставшихся потребителей постоянные расходы, которые остаются, будут валиться еще больше…

– А они, естественно, этого выдержать не могут. Михаил Юрьевич, а я вот читал такое соображение, что люди, инвестировавшие в электроэнергетику России, ожидали более скорой окупаемости своих инвестиций, чем принято в отрасли в других странах мира. Это так?

– Те, с кем я общаюсь, исходя из тех денег, которые люди платили, в общем, они не ожидали очень быстрого возврата инвестиций. Семь-восемь лет – это вполне адекватно…

– Это соответствует мировому опыту?

– Да. Что касается таких инвестиций в покупку акций – это еще более длительная перспектива, что касается строительства генерирующих мощностей, то те расчетные модели, которые были, они показывали нормальный 10-12-летний период окупаемости этих проектов.

– В условиях непрерывного роста тарифов?

– В условиях рыночного ценообразования. Вопрос непрерывного роста тарифов… там предполагалась следующая модель, что где-то до 2015 года они растут, конечно, не такими темпами, особенно для конечного потребителя. Никто не думал, что сетевые тарифы так сильно вырастут, в общем, тогда еще об этом не думали. А после 2015 года произойдет стабилизация и даже плавное снижение.

– Насчет плавного снижения, поскольку оно тем более планировалось Бог весть на когда, – это отдельный вопрос.

– Нет, я могу сказать, что в целом расчетные модели практически у всех показывают, что в тех условиях, которые предполагались, ввод новых мощностей (как раз к 2015 году все новые мощности должны были быть достроены) при тех темпах роста спроса – примерно 1-1,5% сейчас по факту есть (ну, я имею в виду, сейчас такая тенденция складывается), это будет реально падение цены, потому что рыночные механизмы будут давить вниз.

– Но ведь уже сейчас…

– Это я имею в виду оптовый рынок, не беря тему, какие будут сетевые тарифы и какая будет их динамика.

– Это гораздо более сложный вопрос, я понимаю.

– Для конечного потребителя две трети для малого и среднего потребителя две трети в цене – это не генерации, это сети.

– Вот, вы только что сказали, что рост по факту существенно обогнал ожидания. Не означает ли это, что сегодняшние…

– Рост по факту для конечного потребителя…

– А не для производителя.

– Что касается оптового рынка, цены реально отстали от тех прогнозов, которые были первоначально по оптовому рынку. А по рознице почему получилось опережение? Из-за недооценки сетевой составляющей в тарифе.

– Вы говорите, что сейчас вполне прикладным образом обсуждаются меры, которые необходимо принять в ближайшей перспективе и более дальней. Имеется в виду с учетом точки зрения всех сторон вопроса?

– Конечно.

– Что это за меры? Особенно если говорить о краткосрочной?

– Подождите. Первое. Не обсуждаются краткосрочные решения.

– Вы сказали. Я вас цитирую…

– Подождите…

– …что на Стратегии-2020 обсуждается как короткая перспектива, так и более дальняя.

– Короткая в этой перспективе это год-два, а не три-шесть месяцев.

– Три-шесть месяцев вообще до выборов никто ничего делать не будет, даже теоретически.

– По идее можно принять любые решения, судя по тому, как мы в первом квартале приняли соответствующие решения, все можно сделать даже и сейчас. Второй вопрос, насколько мы готовы рисковать и закручивать гайки, то есть здесь баланс политики, экономики…

– Хорошо, в пределах года-двух что нужно делать?

– Ну, совершенно очевидно, нужна полная реконфигурация системы регулирования с учетом предыдущего опыта. И по оптовому рынку, и по сетям, и по рознице. Это то, что нужно будет сделать, – доконфигурировать и сделать по сути новые правила. Не то чтобы ужесточить – ввести более справедливую ситуацию, например, в регулировании тарифов на сети, создать правильную систему на вывод мощностей, на оптимизацию, более серьезную оптимизацию операционных затрат, снижение возможности накачивать затратами котлован, то есть там очень много нюансов и деталей. В рознице посмотреть на ситуацию… опять же вернуться к истокам и стимулировать конкуренцию. На оптовом рынке фактически мы сейчас обсуждаем изменения модели и уход от двуставочной модели к одноставочной. Ну, я такими профессиональными терминами рассуждаю…

– Ну, видите, поскольку эти разговоры более или менее интенсивно ведутся уже довольно много лет, некоторые из них стали широко известны. В частности, разговоры о том, что все надо делать не так с сетями, буквально дословно шли точно такие же несколько лет назад.

– Ничего подобного. Я поскольку в индустрии достаточно давно, тема перехода использования действительно прогрессивного метода регулирования – возврат на вложенный капитал, – три года назад это решение было принято, но то, как мы его реализовали, какие мы создали механизмы стимулов для накачивания операционных инвестиционных затрат без каких-то ограничителей сверху, без системы мотивации на повышение эффективности… Ну что такое система мотивации? На 2% надо снижать каждый год операционные затраты. Притом что резерв там по отдельным компаниям составляет 50%.

– Это означает только одно, что у сетевых компаний были гораздо более мощные лоббисты, чем у других участников процесса.

– Да они просто государственные.

– Государственные есть компании с разных сторон прилавка. Есть генерирующие компании государственные…

– Смотрите, все государственные компании… там просто…

– Там сплошь государственные?

– Смотрите, атомщики и гидрика – это государственные.

– Вот.

– Даже у нас «Иркутскэнерго», она же частная компания, так вот она функционирует в совершенно других системах и правилах, потому что негосударственная. То есть сетевые организации большей частью государственные, в этом проблема. Здесь надо вводить единые правила, единые, достаточно жесткие и справедливые подходы для всех, независимо от формы собственности. Это важно. Это правильный сигнал для всех. И в этом смысле, наверное, неким ответом является тема приватизации – как некий противовес тому, что сейчас происходит.

– Видите ли, какое дело, вроде тема приватизации тоже в годы реформы ЕЭС была тщательно обсуждена. Тогда же почему-то (я уж сейчас не могу вспомнить почему, наверняка вы знаете) было решено, что какие-то центральные сетевые ресурсы остаются государству.

– С моей точки зрения, на тот момент а) не было инвесторов, которые бы туда вложились. Это очевидно. Во-вторых, нельзя…

– О каких деньгах тут идет речь, какого порядка?

– Десятки миллиардов долларов. На самом деле электроэнергетика, если говорить про тепловую генерацию, –была крупнейшей приватизационной сделкой вообще в истории России. То есть в целом было привлечено порядка, насколько я помню, чуть ли не 40 млрд долларов инвестиций. Это крупнейшая сделка под обещание либерализации, формирования правильной модели рынка. Были привлечены огромные деньги.

– И теперь нужна…

– И к этому надо было еще сетевой комплекс, по масштабам чуть поменьше…

– Примерно такая же сумма.

– …чуть поменьше, но примерно такая же сумма. Но просто не было таких денег.

– Насколько я понимаю, сейчас разговор о приватизации сетевого хозяйства не ведется?

– Сейчас начинается обсуждение этого вопроса, потому что на всю страну куча распределительных сетевых компаний, но никому не с чем сравнивать. Ведь сетевой бизнес на самом деле достаточно простой, линейный, хорошо структурированный. Его очень хорошо делать в режиме бенч-маркинга, сравнивать систему, как управляется здесь, там…

– Так это же очень простой управленческий ход, а почему это не делается?

– Вот удивительно. Мы тоже не понимаем.

– Но вы, которые как раз с той стороны прилавка, вы хотели бы именно этого?

– Очевидно, это надо двигать. Нужно вводить дифференцированный подход с точки зрения снижения затрат для сетевых компаний.

– Дифференцированный в каком отношении?

– По системе бенч-маркинга. Где-то снижать затраты вообще невозможно, там, скорее, может быть, даже повышать зависимость от того, в какой политической ситуации повышали ли там тариф, а кому-то надо делать не 2% в год, а 10%. И это будет еще мало.

– Как вы себе представляете, кто должен это делать?

– Регулирующий орган. Федеральная служба по тарифам и Региональная энергетическая комиссия.

– То есть вы хотите, чтобы в этом отношении система осталась прежней, просто они принимали бы…

– Она останется всегда такой. Это монопольный бизнес, который всегда должен оставаться в системе такого понятного регулирования. Но эта система должна быть справедливой и создавать правильную систему стимулов для них. Снижать издержки в нормальном режиме, потому что средняя температура по больнице… ну как бы у кого плохо, дальше некуда, а у кого очень хорошо, за 25 лет он достигнет предела повышения эффективности. Сетевые тарифы, например, в Европе за 10 лет, за два по сути тарифных периода, сократились на 45%.

– Вот за последние десять лет?

– За последние десять лет.

– Это неимоверно быстро. А что, собственно, произошло? Они перевооружились?

– Вы знаете, там организация процесса на самом деле, автоматизация, там масса возможностей для оптимизации – отказ от ненужного оборудования и так далее, и тому подобное. Это было, так сказать, спровоцировано гонкой за эффективностью. Фантастический результат.

– Но если известно, как это делается, как эту гонку спровоцировать, так почему ее не спровоцировать?

– Вот так вот.

– Значит, ваших совокупных лоббистских возможностей всех энергопроизводителей не хватает, чтобы это сдвинуть?

– Подождите минуточку. Понимаете, ситуация следующая. Нас вынуждает сегодня говорить об этом этот вопрос. Потому что де-факто чего залезать в чужой карман?

– Но, секундочку, получается же… я просто об этом в самом начале и говорил…

– Но то, что сейчас произошло…

– … попытка ограничить тарифы для конечного потребителя задевает вас и не задевает сетевиков. Ведь это неправильно?

– Она и их задевает, они тоже попали под этот, грубо говоря, каток…

– В эту ситуацию.

– В эту ситуацию, да. Но это же вопрос, на какой планке кто был до этого момента. Это тоже большой вопрос. С какой высоты падать.

– У них жировой запас больше.

– Ну, он опять же я бы сказал так…

– В среднем, в среднем.

– …сильно дифференцирован, да. И в среднем, наверное, по моим оценкам, больше. Сибирские, например, сетевые компании (я просто уж, так, в экспертном режиме), конечно, зажаты более сильно. У них всегда были более низкие тарифы, притом что на самом деле что Сибирь, что европейская часть, с точки зрения эксплуатации сетевого оборудования…

– Электроны бегают примерно одинаково.

– Да, абсолютно. Оборудование примерно то же самое. Там, может быть, даже более жесткие условия функционирования сети, но все примерно то же самое. А тарифы фундаментально разные.

– Михаил Юрьевич, в последние минуты нашего разговора прошу вас сделать прогноз – пойдет так, как вы говорите, или не пойдет.

– Я, в общем, еще пока не сказал, как пойдет.

– Как вы хотели бы, как вы последние две минуты рассказывали.

– Я бы так сформулировал – я очень на это надеюсь. Потому что без этого мы получим абсолютно неэффективно функционирующую энергетику, и потребители будут действовать адекватно. Слава Богу, что сейчас у них появилась альтернатива – реальная, экономически оправданная альтернатива, это будет пододвигать нашу единую энергетическую систему к оптимизации. Иначе она просто перестанет существовать.

Основой экономики нашего государства всегда была и остаётся ныне энергетическая отрасль. Поскольку развитие её всегда считалось задачей первоочередной, инвестиции в энергетику имеют стратегическое значение. Без притока капиталовложений невозможно развитие любой отрасли, тем более такой важной.

Поскольку большая часть энергетического комплекса России не субсидируется государством, инвестирование становится особо значимым. Их актуальность определяется некоторыми факторами.

  1. В странах с экономиками нестабильными, основные средства энергетика черпает именно из инвестиций.
  2. Развитие промышленности и здоровье экономики полностью зависят от энергетического обеспечения.
  3. Если будет ощущаться недостаток в финансировании энергетических объектов, это может причинить колоссальный вред стране.

Особенности инвестиционной политики

Сегодня инвестиции в энергетику - прерогатива инвесторов частных. Несмотря на то что общее количество их постоянно прирастает, отдача от инвестиций не максимальная.

Особенностью является ориентация инвесторов на максимальные прибыли, которые можно извлечь за малые сроки. Но известно, что энергетическая отрасль не предполагает быстрого оборота средств. Положительная отдача возможна только после очень долгого периода, определяемого десятками лет.

Исходя из этого, инвестирование в энергетический комплекс относится к капиталовложениям, имеющим повышенные риски. Поэтому рассматривать такое вложение средств как источник быстрого дохода не приходится.

Для топливно-энергетического комплекса нашего государства характерно финансирование, имеющее цели долгосрочные. Доля частных инвесторов составляет до 90% от всего объёма инвестиций, и лишь оставшаяся часть их совершается из государственного бюджета. При этом многие предприниматели уделяют всё большее внимание источникам энергии нестандартным.

Инвестиции в альтернативную энергетику

Территории и недра России достаточно богаты энергоресурсами, но разработка альтернативных источников энергии считается перспективной. Особенно это значимо для тех регионов, где используется привозное топливо.

В европейских странах инвестиции в энергетику альтернативную давно уже приносят ощутимый эффект. Например, Дания добилась того, что почти половина необходимой энергии извлекается из источников альтернативных. А статистика по Евросоюзу показывает, что десятая часть энергии вырабатывается именно нетрадиционными способами.

Наша страна тоже заинтересована в строительстве альтернативных электростанций. Основной упор делается на солнечные. Запланировано сооружение их в различных регионах страны - на Алтае, в Якутии, в Туве.

Но всё тормозится недостаточностью финансирования, ведь строительство подобных объектов весьма дорогостоящее. Все затраты придётся нести бюджету страны, потому что такие объекты предназначены для обеспечения жизнедеятельности населённых пунктов в малодоступных районах страны. Частных инвесторов для таких целей найти сложно.

Российские инвестиции

По прогнозам международного энергетического агентства (МЭА) для России потребуется инвестирование в размере $2,7 трлн на период с 2014 по 2035 год. Распределение средств произойдёт в определённой пропорции:


В прошлом году объём инвестиций в энергетику России был запланирован на уровне $150 млрд. Средства должны были пойти на разработку месторождений в районах Дальнего Востока и Восточной Сибири. Ещё были запланированы начальные работы на шельфе и меры по повышению нефтеотдачи пласта.

Но фактически в 2014 году произошло сокращение инвестиций. На это повлияли и международные санкции, и рублёвые колебания. Возросла стоимость кредитов, а оборудование, приобретаемое за рубежом, сильно подорожало.

Но всё-таки разум начинает преобладать над политическими вариациями, и инвестиции в российскую энергетику неспешно, но неуклонно увеличиваются.

Мировые инвестиции

МЭА рассчитало, что к 2035 году потребуется затратить на поставки энергоносителей не меньше $40 трлн. А чтобы повысить энергоэффективность, необходимо ещё $8 трлн.

Больше половины всех инвестиций уйдёт на то, чтобы поддерживать производство на существующем уровне. Почти две трети от всего объёма составят инвестиции стран, у которых рыночная экономика только формируется.

На обеспечение потребителей энергией во всём мире в период с 2011 до 2013 годов инвестировалось ежегодно больше $1,6 трлн. Но к 2030 году ежегодные инвестиции уже вырастут до $2 трлн.

Основная часть капиталовложений приходится на извлечение и транспортировку ископаемых видов топлива, а также на нефтепереработку и строительство электростанций.

Инвестиции в энергетику всё больше определяются не рыночной конъюнктурой, а политикой государств. Правительства некоторых стран непосредственно влияют на инвестирование в энергетический сектор.

Если государство хочет быть сильным и независимым, оно должно и само вкладывать средства в энергетику, и привлекать сторонних инвесторов.